Блад: глубина неба

— Я секретарь-бухгалтер, сэр, — поправил Монгайт, и нас не заводят, а назначают, ваше благоро… ой, простите, господин подполковник, сэр!

Блад ошпарил бухгалтера недобрым взглядом, и тот совсем растерялся.

— Господин директор, сэр… — пролепетал он, стараясь как-то сгладить свою оплошность с имперским словечком: в Распаде такое обращение было не принято.

— Учту, — ответил директор и начал самостоятельное восхождение на второй этаж, оставив вспотевшего от волнения Монгайта у подножия лестницы.

***

В кадетском училище — лучшем в Распаде — директором которого стал подполковник Шентэл Винтерсблад, обучались мальчики с четырнадцати до шестнадцати лет. Программа делилась на три годовых ступени, на каждой ступени было по три класса численностью до двадцати человек. Их родителям такое образование стоило немалых средств; но в классах было и по два-три ученика на стипендии, сумевших набрать высший балл на вступительных испытаниях (а не «средний», которого было достаточно для «платников»).

Опасения преподавателей подтвердились: новому директору и впрямь было неинтересно сидеть за закрытыми дверями своего кабинета, зарывшись в бумаги — их он свалил на секретаря-бухгалтера.

Винтерсблад присутствовал на уроках, выборочно просматривал письменные работы учеников и особенно интересовался практическими занятиями по военным дисциплинам. Очень скоро он обратил внимание на самый малочисленный класс первой ступени, а точнее, на несоответствие наивысших во всём заведении отметок этих учеников в учётных журналах их реальному уровню знаний, подготовки и успеваемости.

Единственным «хорошистом» среди румянощёких отличников был стипендиат — молчаливый худенький парнишка с не по возрасту серьёзным взглядом. К урокам он был готов всегда, отвечал с пониманием, а не как зазубренную считалочку, но его учителя «топили» дополнительными вопросами, не входившими в программу. Остальных, невнятно что-то бормочущих, наоборот, вытягивали, как могли, едва ли не отвечая урок за них. Дело пахло взятками. Типичный имперский подход: если ты из богатой семьи, у тебя будет всё, что захочешь, и собственные твои заслуги и качества не важны.

Подведя итоги первого месяца и сделав для себя некоторые выводы, Винтерсблад собрал преподавателей в своём кабинете. Обсудив прочие моменты, он перешёл к самому, на его взгляд, важному. И неприятному:

— Скажите мне, пожалуйста, — начал он, — почему у нас во втором классе первой ступени неправдоподобно гениальные дети?

— О чём это вы, господин директор? — заёрзали на своих местах учителя.

— О том, господа, что, например, Стоукс, наш круглый отличник, не может связать и двух слов, отвечая урок! Ламберт не отличит револьвер от карабина, шинель от кителя, транспортник от дредноута, а заглянув в его тетради, я засомневался, умеет ли он писать. Но и у него тоже, если верить вашим журналам, сплошные «отлично»! А на Харрингтоне скоро форма треснет — такое отъел себе брюхо — у нас он лучший по физподготовке: и бегает быстрее всех, и нормативы у него такие, что… Чёрт возьми, даже я столько не отожмусь без передыху, сколько этот пузырь! Если верить вашим бумажкам, конечно. Хотя на занятиях я наблюдал иное…

— Ну, это талантливые дети, господин директор, очень незаурядные, — пробормотал кто-то из учителей с противоположного конца стола, — но отнюдь не все такие! Например, Уивер из того же класса. Мальчишка совсем…

— «Уивер из того же класса», — резко перебил Винтерсблад, — единственный там, кто заслуживает «отлично» по большинству дисциплин! По остальным же — никак не меньше «очень хорошо». Но в ваших журналах у него не бывает выше «удовлетворительно»!

— Незаурядные дети… — слабо раздалось с того же места, что и раньше.

— Незаурядные родители, я полагаю! — гаркнул Блад. — С незаурядными деньгами. Так?

Все молчали, сосредоточенно изучая край длинной столешницы, свои ногти или, откинувшись на спинку стула, — мыски собственных сапог под столом.

— Что притихли, господа? — вкрадчиво осведомился директор.

— Это, господин директор, — начал один из преподавателей, — не в нашей компетенции. Нам сверху спустили задачу, мы добросовестно её выполняем…

— Тьфу! — Винтерсблад брезгливо поморщился. — «Добросовестно»! Кто вам это «спустил», позвольте узнать? Прежний директор? Так его здесь уже нет! А я — директор нынешний (позвольте напомнить!) — запрещаю вам как завышать, так и занижать ученикам баллы! Всё понятно? Я проверю, не сомневайтесь.

— Господин директор, сэр, — всё тот же голос, — вашему предшественнику это приказали так же, как и нам, и мы думали… С вами разве не… беседовали?

— Нет, — отрезал Блад, — и я больше не хочу «беседовать» на подобные темы ни с вами, ни с кем другим. Я надеюсь, вы меня услышали и перестанете выделывать эти имперские фокусы!

***

Успеваемость учеников второго класса первой ступени стала правдоподобной уже на второй неделе июля. К концу месяца Винтерсблада вызвали к подполковнику Маккормику. О теме «беседы» директор догадывался. И не ошибся.