Уже в следующий четверг Винтерсблад ехал на склад в компании весёлого О’Грэйди, сидящего на козлах повозки. Он и раньше, бывало, ездил с ним, но тогда ещё не придавал значения тому, кто именно извозчик. Лейтенант получил виски, расписался в бумагах. Рядовой перетаскал ящики в повозку и, когда всё было готово, они тронулись в обратный путь.
— Поедем по Кримсон-Парк, — нехотя скомандовал Блад.
— Как скажете, господин офицер, — беспечно согласился извозчик. — Остановиться у сгоревших конюшен?
— Будь добр.
— Есть, сэр!
Стемнело быстро, вдоль дороги зажглись тусклые фонари. На Кримсон-Парк они горели через один, а подле конюшен вообще отсутствовали. О’Грэйди остановил лошадь. Сначала Винтерсбладу показалось, что их никто не ждёт, но секундой позже в темноте вспыхнула спичка, подожгла старый керосиновый фонарь в руках долговязого парня лет четырнадцати. Рядовой спрыгнул с козел.
— Здорово, Калеб! — хлопнул он по плечу мальчишку с фонарём. — Салют, Тирнан! — Блад разглядел подле фонарщика парнишку поменьше.
— И вам здрасьте, дяденька! Разгружаем?
О «Грэйди вопросительно оглянулся на лейтенанта, тот кивнул: нехотя и неуверенно, но ребятам большего и не требовалось. Они откинули брезентовое покрывало со старенькой повозки, скрытой за кустами так, чтобы с дороги было не разглядеть, и шустро принялись перетаскивать ящики.
— Это вам, сэр! — Калеб — тот, который постарше, — протянул Винтерсбладу три бутылки из армейской партии. — Одна вам, две для дяденьки.
Блад неуверенно взял бутылку, перелил её содержимое в свою флягу.
— А эти сам своему «дяденьке» отдай.
— Едем, господин офицер? — поинтересовался извозчик, спрятав свой виски и взобравшись на козлы.
В ответ Блад лишь кивнул. Отъезжая, краем глаза он увидел выступившую из тени однорукую фигуру, но мальчишка почти сразу потушил фонарь, растворившись в темноте летней ночи вместе со своим хозяином, малолетним помощником, повозкой и лошадью.
На первый раз Риан не доверился Винтерсбладу и явился сам, чтобы проследить за сделкой. Но, проверив нового пособника, больше на углу Кримсон-Парк он не появлялся.
Тревога, неприятно щекотавшая Винтерсблада, улеглась после третьей недели: подмены виски никто не замечал, О’Грэйди и мальчишки знали своё дело, и лейтенант в нём будто бы и не участвовал даже, а лишь останавливался на углу Кримсон-Парк, чтобы неспеша, повернувшись к повозке спиной, спокойно наполнить свою флягу.
А вот договорные бои уже не запаляли его так, как в то время, когда их исход был офицеру неизвестен. Сейчас они мало чем отличались от тренировок, — разве что были более изматывающими, и работать приходилось для зрителей, всячески им угождая, удивляя всё новыми и новыми трюками.
Блад начал уставать. Заметил это, когда собственный взвод несколько раз обошёл его на полосе препятствий, а марш-бросок оказался для лейтенанта в разы тяжелее предыдущих. Сил не хватало, поэтому теперь он сопровождал свой взвод конным, чем только подкреплял и без того враждебное к себе отношение: ведь сам увиливая от нагрузок, с солдатами он продолжал быть требовательным и строгим.
Спал Винтерсблад по-прежнему мало, дома бывал редко, а в тишине — и вовсе никогда. Несмотря на накопившуюся измотанность, на ежедневные тренировки в части и в «Мерзкой детке» и бои на ринге дважды в неделю, он не хотел жертвовать ни одной ночью с Инеш ради того, чтобы нормально выспаться. Так закончилось лето.
В самом начале сентября, на своём ежемесячном дежурстве в части, Винтерсблад заснул, и какой-то чёрт принёс ночью в расположение Асмунда. Что ротному не спалось в своей квартире, отчего понадобилось тащиться в казармы? Но капитан застал лейтенанта спящим на посту и влепил ему внеочередное вечернее дежурство на следующий вторник.
— Опять в ночь?! — возмутился Винтерсблад. — Давай в день отдежурю!
— Ты ещё торговаться со мной будешь, наглец? — вскипел Асмунд и высоко задрал подбородок, будто это могло придать ему в Бладовых глазах хоть какого-то веса. — Нынешнее ночное продрых, так что изволь в следующем вечернем отработать! Справедливости ради.
— При чём тут справедливость?! Ты думаешь, я совсем идиот? Да тебе лишь бы найти повод убрать меня из «Мерзкой детки» хоть на вечер, чтобы самому там сидеть, слюни по стойке размазывать! Думаешь, я не знаю ничего? Как ты по четвергам туда таскаешься уже который месяц, как гляделами своими чужую девушку ощупываешь да себя жалеешь, как старый бессильник!
И тут Асмунд не выдержал: врезал Винтерсбладу в челюсть с такой силой, что тот едва устоял на ногах.
— Что ж, — усмехнулся в мгновение остывший лейтенант, стирая с разбитой губы кровь, — правда-то всегда раздражает, верно, господин капитан?
Асмунд, не привыкший распускать руки, угрюмо потирал свой кулак, словно жалея о несдержанности.
— Что, полегчало? — продолжал Блад. — Только вот Инеш тебе не видать, как собственного затылка. Не про твою честь детка, не по твоим зубам!
— За своими зубами последи, — выдавил капитан, — пока они все на месте, — он развернулся и пошёл прочь, в темноте налетел на Вальдеса и слишком сурово его за это отчитал.