Фёдор начал активно сотрудничать в благовещенских газетах, в основном с сатирическими стихами и фельетонами, рассказами и очерками. Варвара зарабатывала частными уроками, а позже устроилась учительницей в народном училище имени Льва Толстого.
Благовещенское общество, не избалованное критикой существующих порядков и власть имущих, жадно поглощало талантливую сатиру, и всё выходящее из-под пера Фёдора мгновенно попадало на газетные страницы. Это его вдохновляло, однако такая популярность имела и обратную сторону. Если Чудаковы хотели затеряться на амурских просторах, то не стоило забывать, что жандармы местные тоже умели читать, и вычислить автора, прячущегося за множеством псевдонимов, им ничего не стоило. Так что ничего удивительного нет, что в самый канун Нового года в дверь квартиры на улице Амурской постучали не гости с подарками, а кулаки полицейских. Заодно арестовали и Варвару Ипполитовну, но после допроса отпустили – сочли непричастной к противоправной деятельности мужа, да и во время таковой деятельности юного Чудакова в Пензенской губернии они с Варварой Протопоповой друг о друге и знать не знали.
А Фёдор Иванович отправился в благовещенскую тюрьму, что стояла на возвышенном восточном краю Острожной пади. Горожане так и говорили: отправили, мол, на горку. На первом же допросе на вопрос «Зачем бежал в Благовещенск?» ответил, не пряча честного и искреннего взгляда:
– Умирать не хотелось. В деревне Червянке, куда меня сослали, работы не было, крестьяне над ссыльными измывались, если нанимали, платили либо копейки, на которые там ничего не купишь, либо вообще за кусок хлеба.
– Ну, бежали бы, как ваши товарищи большевики, за границу. Почему именно сюда?
– Во-первых, большевики не мои товарищи. Во-вторых, Благовещенск ещё дальше от Центральной России, чем эта несчастная Червянка, так что можно считать, что я сам себя отправил в ещё более отдалённую ссылку. Но здесь я могу зарабатывать тем, что умею, а именно – писать стихи и рассказы.
– Но вы же в этих стихах и рассказах критикуете власть, – возмутился следователь.
– А что делать, если она не исполняет свой долг перед народом? Власть от Бога дана царю, а все остальные – лишь назначенные чиновники, обязанные трудиться на благо народа. А они чаще всего трудятся на своё благо. Как же не критиковать? Критикуя чиновников, я, можно сказать, помогаю царю исполнять свой долг перед Богом.
– Ишь ты как завернул! При таком раскладе и революционеры царю помогают!
– Конечно! Если ничего не взрывают и никого не убивают.
– Я вас понял. Пошлю запрос в Красноярск относительно вашей ссылки. А пока посидите «на горке».
Сидел Чудаков «на горке» полгода, потом выпустили: видимо, сочли его доводы разумными. Обладая неуёмной натурой, вместе с другими политическими, их там было 12 человек, организовал в тюрьме еженедельный рукописный журнал «Арестант», тоже сатирический. Но, что удивительно, все эти месяцы его сидения в благовещенских газетах не переставали появляться заметки, стихи, фельетоны с подписями Амурец, Язва, Босяк, Гусляр и тому подобными. На радость деду Кузьме, который стал заядлым читателем и подписался на все газеты.
Сяосун с сомнением осмотрел тяжёлые солдатские ботинки и рулон обмоток, выданные ему интендантом батальона, сравнил со своей легкой обувью и присвистнул: не понравилось. Не понравился и мундир – суконные френч и бриджи, – в котором наверняка летом было жарко, зимой – холодно, а он за время главенства в банде хунхузов, а потом дезертиров привык одеваться по погоде. Но что поделаешь, от Кавасимы пришёл приказ проникнуть в Бэйянскую армию, наиболее боеспособное воинское подразделение Китая, и постараться занять там нерядовое положение. В армию-то его взяли. Для этого он хоть и облачился в повседневную одежду крестьянина, но на собеседовании показал себя сообразительным и достаточно грамотным, однако насчёт остального всё было очень непросто.