– Привет, коли не шутишь. – Веселье Ильки угасло при постороннем. – Мы пойдём, однако.
Он взял Катю за руку, и они вышли. Ребятишки сбились в кучку в уголке, исподлобья следили за взрослыми. Сяосун помахал им рукой, улыбнулся – они на улыбку не ответили.
– А что, Павла дома нет?
– По делам ушёл. Ты проходи, чё встал на пороге? Может, чаю выпьешь?
– Спасибо, не надо. Я тоже пойду. Потом увидимся. Мы тут, наверное, надолго.
– А не далековато от границы забрались?
– Так мы разве далеко? Наши собратья по всей России разошлись. Везде наша помощь нужна.
– То и плохо, что сами не справляемся.
Иван Михайлович Гамов, молодой черноусый мужчина с умными серыми глазами на чуть скуластом лице гурана[36]
, лёгким шагом по скрипучему снегу направлялся на улицу Северную. На важное собрание войскового правления не явились отец и сын Саяпины, члены правления, и войсковой атаман счёл необходимым, и уж тем более незазорным, навестить их дома лично. Авторитет ветеранов амурского казачества многие годы был незыблем, и нередко бывало, что веское слово подъесаулов Саяпиных становилось решающим. Тем более они были нужны Гамову сегодня, когда на карту поставлена судьба власти в области и городе.Благовещенский Совет рабочих и солдатских депутатов при участии волостных комиссаров, опираясь на решение IV крестьянского съезда (очень хорошо подготовленного большевиками), объявил о роспуске избранных законным порядком областной земской управы и городской думы, а заодно потребовал упразднить добровольную гражданскую милицию и изъять у населения оружие. Земская управа и дума отказались подчиниться столь наглому покушению на законную власть. Их поддержали забастовкой служащие государственных учреждений и Госбанка. Положение усугубилось арестом командира земской милиции штабс-капитана Языкова и группы японцев из добровольной дружины, созданной для охраны собственности довольно значительной японской диаспоры. Вся милиция поднялась в ружьё, вмешались правление войска и японский консул, и большевики, ощущая нехватку сил, отступили: арестованных освободили.
Впрочем, это была не первая атака на демократию. Поползновения большевиков к захвату власти в городе и области начались сразу же, как только стало известно, что органы земства и местного самоуправления не признали октябрьский переворот и остались верны демократическим принципам. Поначалу и Благовещенский Совет, в котором верховодили меньшевики и эсеры, заявил: «Власть в Амурской области до издания законов Учредительным собранием должна принадлежать земской управе, а в городе Благовещенске – городскому самоуправлению». Но большевики распропагандировали демобилизованных солдат и безработных, добились переизбрания Совета, и 31 декабря 1917 года временный исполком возглавил большевик Мухин.
На втором областном съезде земства демократы предложили создать Народный Совет, в который вошли бы представители всех политических сил. Идею поддержало вновь избранное на IV Большом войсковом круге правление Амурского казачьего войска во главе с Гамовым, однако большевики не желали делить власть и выступили категорически против. 4 февраля они попытались захватить город явочным порядком, выставив солдатские караулы в самых важных точках города, проведя обыски и аресты, главным образом офицеров из недавно образованного «Союза борьбы с анархией». От расправы арестованных спасло своевременное появление милиции. Срочно созданная комиссия проверила обвинения в отношении офицеров и признала их надуманными.
Обыск был произведён и в гостинице, где жил Гамов. Возмущённый атаман явился на заседание исполкома Совета и потребовал немедленного освобождения арестованных, снятия караулов и извинений за обыск.
Несмотря на то что в помощь Совету из Хабаровска прибыл организатор большевистских переворотов Краснощёков со своей командой, за спиной атамана незримо маячили вооружённые казаки, и Мухин, оценив обстановку, процедил:
– Извинения за обыск приносим, а караулы несут охрану от черносотенцев и контрреволюционеров. Снять не можем. И офицеров отпустить не можем, поскольку они и есть контрреволюционеры.
– Охрану несут городская милиция и гражданские добровольцы, – спокойно парировал Гамов. – Поэтому потрудитесь отдать распоряжение о снятии караулов. Письменное. Что касается офицеров, комиссия доказала их невиновность. Извольте исполнять.
Мухин оглянулся на Краснощёкова, но тот промолчал. Председатель областного исполкома сверкнул глазами и написал распоряжение.
Таким образом демократический Благовещенск дважды не допустил переворота и оказался единственным городом на Дальнем Востоке (да, пожалуй, и во всей России), не склонившим покорно голову перед большевистским насилием. А Иван Михайлович Гамов показал себя твёрдым и решительным в критические минуты. Казаки убедились, что он достоин атаманской булавы, что в отстаивании народных прав и свобод он готов идти до конца, невзирая на опасности и лишения.