Ближние соседи

Павел поперхнулся, закашлялся, Елена постучала ему по спине. Раскрасневшийся Черных выдохнул, покрутил головой, налил себе и Ивану брусничной, выпил залпом и успокоился.

– Вы лучше расскажите, как там наши старики, как мои Настя с ребятишками и вообще как всё обстоит в Благовещенске? – попросил Иван.

Ему было совестно, что он не спросил об этом сразу, но как-то так получалось: то одно, то другое, то чернышата, то стопка, то сестра, то закуска, то опять чернышата. Короче, спохватился только сейчас.

– Дома всё в порядке, старики здоровы, – ответил Павел, а Еленка со смехом добавила:

– Настя ждёт, казачишки растут, а ей девчонки хочется…

Павел глянул строго, и она оборвала себя на полуслове, поспешила укладывать детей.

– Язык у бабы, что помело, – сказал Павел. – Три дня назад закончился второй съезд амурских казаков. Атамана выбрали войскового. И ты знаешь, кого?

– Кого?

– Ты не поверишь! Ваньку Гамова из Верхне-Благовещенского!

– Ваньку? – изумился Иван. – Это которому я в драках нос кровянил?

– Депутат Государственной думы! – Павел даже палец поднял, чтобы звучало солидней.

– Да знаю я, его ещё в двенадцатом годе в Хабаровске депутатом выбрали. Учительствовал в разных станицах, грамоте и счёту мелких учил. Вступил в партию эсеровскую, вот и выбрали в думу. Умней не нашлось.

– Теперь он тебе всё припомнит! Все разбитые носы! – хохотнул Павел.

– Я ему однажды и зубы выбил.

Иван засмеялся, смех получился пьяноват.

– Тем паче, брат. Свои теперича береги.

– А мне плевать на него с Ефелевой башни. Подумаешь – атаман!

– Откуль? С какой башни? – прищурился Павел.

– С Эйфелевой, – сказала Еленка, снова появившаяся в горнице. – Во Франции, в Париже есть такая. Самая высокая.

Иван с уважением посмотрел на сестру. Павел усмехнулся:

– Учительша, однако. Должна всё знать.

– Всё не всё, но коечё знаю. В отличие от некоторых большевиков, – съехидничала Еленка и тут же обняла мужа: не дай бог, рассердится, поерошила чёрный чуб.

Павел в ответ аккуратно усадил её на соседний стул, погладил по руке. У Ивана при виде этой семейной ласки защемило сердце: вспомнилась Настя, её жаркие объятия, бесконечные поцелуи. Дети вспомнились, Федя и Кузя, и Машенька, которая без него родилась…

– Так чё там ещё в нашем Благовещенске? – вернулся Иван к утерянной теме.

– Да много чё. Прошли съезды крестьян, коопераций, железнодорожных рабочих, создан областной совет рабочих и солдатских депутатов. Только там меньшевики верховенствуют. Комитет общественной безопасности избрали, газету свою начали выпускать…

Иван зевнул:

– Да Бог с имя! Я в политику не лезу.

– Ну, брат, нынче мимо неё не пройдёшь: сама к тебе в дом залезет.

– Тогда и поглядим. Чёй-то Илька запропастился? Спать пора.

– А они с Катюшей ушли, навряд ли вернётся, – сказала Еленка. – Он, поди-ка, до сих холостует?

– Боится он вашего полу. С чего – не ведаю.

Голова Ивана опустилась, он вскинулся, преодолевая сонливость.

– Да уж, боится! – усмехнулась сестра. – Видали мы таких боязливых!

– Но-но-но, поговори у меня! – возбудился муж. – Видали они!

Его тоже заметно повело: брусничная начала оказывать своё действие.

– Всё, Пашенька, пора на боковую. Я Ване тут на кушетке постелю. Братик, ты не против?

– Неа, – мотнул головой Иван. – А Илька где ляжет?

– Илька нонче не придёт. Катюша его уложит.

Илья и верно появился незадолго до полудня, изумлённо-радостный, в сопровождении смущённой Катюши. День был воскресный, вторая неделя Пасхи. Павел ушёл куда-то по делам, дома была Елена с детьми.

– Мне кажется, или кого-то надо поздравлять? – с улыбкой встретила она взволнованную пару.

– Я остаюсь в Бочкарёвке, – без предисловий объявил Илья, обнимая за плечи покрасневшую учительницу. – В Благовещенске у меня никого нет, а тут теперь есть! Катюш, ты не против?

– Нет, – опустив глаза, чуть слышно сказала она и ещё пуще покраснела, запунцовела вся.

– Ой, как здорово ты, Илюшка, придумал! – радостно воскликнула Елена и бросилась обнимать Катю. – Поздравляю!

Катюша ответила на объятия, но слёзы вдруг потекли в два ручья из сияющих глаз.

– Ты чё, подруга? – испугалась Елена.

– Это я от радости, – прошептала Катя. И добавила: – Илюша замуж позвал.

– А ты-то как? Согласна?

Забывшись, Елена свои вопросы задала громко, да так, что на неё уставились все – и дети, и Илья. Катя посмотрела на них и ответила неожиданно так же громко:

– Я согласна.

Илья аж подпрыгнул и закружился на месте, сначала один, потом подхватил Катю, та – Елену, в круг тут же вклинились дети, не понимая, в чём дело, но радуясь вместе со всеми. Весёлый хоровод еле уместился в комнате.

Остановил его стук в дверь. Еленка была ближе всех к двери, она и открыла. Открыла и отшатнулась: на пороге стоял Ван Сяосун. В китайской рабочей одежде: холщовые рубаха и штаны, но ногах – чулки и тапки, на голове – шапка тюрбаном.

– Здравствуй, Еленка… То есть Елена Фёдоровна. – Он широко улыбнулся.

– Нихао, Сяосун, – медленно, ещё не придя в себя, ответила она. – Ты откуль взялся?

– Услышал, что в России люди требуются, вот и приехал. И знакомых привёл. О, Илья Паршин тоже тут! Здравствуй, Илья!