Квартал прошли молча. Скрипел снег под копытами пегой лошадки, полозьями саней и подошвами сапог, на вершине копны о чём-то гомонили Кузя с Федькой. Морозный воздух искрился под лучами утреннего солнца.
– Где это ты наловчился так работать кнутом?
– Да, был на фронте один циркач, в разведке служил. Так он кнутом такие фортеля выкидывал! Патроны ставил в ряд и по одному выщёлкивал. У него и научился. Убили его потом.
На базу€ Иван с сыновьями принялся разгружать сено.
– А ты не хочешь послушать, о чём я собрался поговорить с твоими дедом и отцом? – спросил Иван Михайлович.
– Не-а, я ж не член правления. У вас свои интересы, у меня – свои.
– А ты чё такой смурной?
– А чему радоваться? Думаете, Благовещенск против всей страны выстоит? Договариваться надо.
– Большевики не хотят. Но помощь нам придёт: атаман Семёнов из Читы, те же японцы.
– Блажен, кто верует. А звать японцев – родину предавать. Они, ежели придут, так и останутся.
Гамов постоял немного в ожидании продолжения разговора, но его не последовало, и он ступил на крыльцо.
Кузьма Потапович и Фёдор Кузьмич были дома и очень удивились, увидев на пороге войскового атамана. Поздоровались за руку, пригласили:
– Проходи, Иван Михайлович, будь как дома. Чем обязаны такой чести?
Уселись за столом. Фёдор мигнул Арине Григорьевне, та кинулась самовар разжигать, но Гамов остановил:
– Не спеши, хозяюшка, благодарствую. Я к вам, господа казаки, не чаи пришёл распивать, а по делу наиважнейшему.
– Слушаем, Михалыч, – прогудел дед Кузьма.
– У нас ведь только двое остались из первых амурских казаков: вы, Кузьма Потапович, да Роман Кирикович Богданов, – начал атаман, – и ваше мнение, как и мнение Фёдора Кузьмича, на заседании правления имеет большое значение. – Он выдержал паузу, чтобы дед проникся смыслом сказанного, и продолжил: – Время наступает, возможно, самое ответственное за все годы существования Амурского войска. Так называемый Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, захваченный большевиками, объявил, что берёт власть в свои руки. То есть свергает законно избранные земскую управу и городскую думу. Однако управа и дума, в противодействие совдепу, начали создавать Народный совет. Войсковое правление сегодня утром единогласно решило защищать легитимную власть всеми средствами, вплоть до вооружённой борьбы. Единогласно всеми бывшими на заседании.
Гамов снова сделал паузу и посмотрел в глаза Кузьме и Фёдору. Те приняли явно читавшийся укор и покаянно наклонили головы.
– Прости, Иван Михалыч, – густой голос деда путался в рыжей бороде, – это я сам не пошёл и Фёдора отговорил. Не дело вы задумали – русским иттить супротив русских. Ежели мы зачнём промежду собой зубатиться, нас любая сволота с грязью смешает.
– Не мы это задумали, Кузьма Потапович, – тяжело уронил Гамов. – Вынуждают нас. Мыто хотели по-хорошему, без пролития крови, но большевики… Для них же нет ничего святого! Ради своей власти Родину продают! Китайцев призывают. Наверняка что-то им обещают взамен.
– А мыто зачем спонадобились? – вмешался Фёдор. – У правления и без нас голосов в достатке.
– Для многих казаков ваше слово превыше решения правления.
– Пущай каждый сам за себя решает. Мы не хотим в политику вмешиваться. Устали.
– Один умный человек, не помню имени, сказал: если ты не хочешь заниматься политикой, она займётся тобой. Не пожалели бы!
– Чему быть, того не миновать! – сказал дед Кузьма.
21 февраля в 9 часов вечера в бывшем доме военного губернатора, занятого областным Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, собрались члены исполкомов областного и городского советов, комиссары участков, на которые большевики успели разбить город, партийные активисты. Присутствовали и посланцы из Хабаровска во главе с Александром Краснощёковым, у которого была странная, на взгляд амурцев, партийная кличка Тобинсон. Они знать не знали, что это была не кличка, а вроде бы настоящая фамилия, под которой Абрам Моисеевич Краснощёк жил и работал в Америке.
Заседание открыл председатель областного исполкома Фёдор Мухин:
– Товарищи! Ситуация в городе обостряется с каждым часом. Мы готовы взять власть, но сил у нас недостаточно. Что мы имеем? Порядка тысячи демобилизованных солдат, около трёхсот рабочих и экипажи канонерских лодок Амурской флотилии, зимующих в Астрахановском затоне. В сумме – тысячи полторы. Из оружия – винтовки и ружья, пистолеты, несколько пулемётов с канонерок с ограниченным количеством патронов. Артиллерию с канонерок снять невозможно, пригнать в город канонерки – тоже. Сами понимаете: мороз, толстый лёд. Наши против ники…
– Наши враги, – жёстко врубился Краснощёков. – Меньшевики, эсеры и царское офицерьё – наши враги. Да, по сути, и казаки – тоже.
Мухин искоса глянул на него и поправился: