Ближние соседи

22 февраля прошло в организационных хлопотах. Заместитель Гамова, полковник Вертопрахов, собрал офицеров и распределил командование отрядами – городской и добровольной милиции, гимназистов и старшеклассников реального училища с их учителями, служащих учреждений и частных компаний, просто обывателей и лиц вольных профессий. Японская диаспора представила добровольческую дружину. Из медицинских работников сложился специальный отряд. Всего набралось около шести тысяч, однако людей, владеющих оружием, было мало, а знакомых с воинским делом и того меньше.

– Ну как, Роман Андреевич, наши дела? Отстоим демократию? – Гамов вернулся с телеграфно телефонной станции, где пытался связаться с атаманом Семёновым.

Сорокасемилетний Роман Андреевич Вертопрахов успел повоевать и в китайском походе 1900 года, тогда он был хорунжим, и в Русско-японскую – участвовал в рейде генерала Мищенко на Инкоу, а в 1915-м сформировал 2-й конный полк Амурского войска, вместе с ним ушёл на фронт и с ним же в январе 1918-го вернулся в Благовещенск. Восемь орденов и три медали отметили его заслуги. Самым ценным для него был орден Святого Георгия IV степени. Да, из «георгиевских» самый малый, но он давался за конкретные боевые подвиги, а не вообще «за храбрость», тем и памятен. Опытнее его в военном деле не было в это критическое время не только в правлении войска, но и, пожалуй, во всём Благовещенске.

– Трудно сказать, Иван Михайлович, – ответил полковник. – По количеству мобилизованных я вам докладывал, военного опыта у них кот наплакал. Офицеры – тыловики, пороха не нюхали, боевыми подразделениями не командовали, про гражданских и говорить нечего. Самые опытные, солдаты-фронтовики, ушли в Астрахановку. Железная дорога в руках большевиков, по ней к ним придёт подкрепление – и техникой, и живой силой. Кстати, как там с Семёновым? Что-нибудь обещает?

– Нет связи, – угрюмо уронил Гамов. – А китайцы держат нейтралитет. Ладно… Бог с ним, с Семёновым. Насколько знаю, он всегда о себе заботился. Как наши казачки?

– Казаков я взял под своё командование. Они уже получили задание: по Новотроицкому тракту обойти Астрахановку и с севера ударить по тылу большевиков. Мало их, но я больше всего рассчитываю на их военный опыт, на верность долгу.

«Знал бы ты о моём разговоре с Саяпиными, – подумал Иван Михайлович, – верно, поостерёгся бы столь решительно им доверять».

Полковник явно жил ещё свежими воспоминаниями о боях, где казаки показывали отчаянную решимость, верность воинскому братству, и этого для него было достаточно.

– А офицеры, – хмыкнул Вертопрахов, – вы не поверите, решили состряпать что-то вроде бронепоезда.

Полковник не шутил. Из офицеров сложилась группа, взявшаяся создать бронепоезд. Для этого водрузили на платформу пушку, защитили её железными листами; листами же блиндировали паровоз и борта платформы с прорезями для стрелков, и к утру следующего дня «бронепоезд» был готов. Паровоз толкал платформу впереди себя, а сзади к нему прицепили два вагона с отрядом горожан. Другие отряды должны были наступать пешим порядком.

Казалось, всё было продумано основательно: к полудню «бронепоезд» двинулся в поход, отряды пошли по намеченным маршрутам. Однако получилось, как в известной присказке писателя Льва Толстого: «Чисто писано в бумаге, да забыли про овраги: как по ним ходить».

«Оврагами» оказались сначала засады с пулемётами в окраинных домах Астрахановки: первые же очереди скосили пару десятков идущих нестройной толпой защитников законной власти. Остальные попадали в снег, не зная, что дальше делать. Кто шёл по обочине, нырнули в стороны, под прикрытие кустарников и редких деревьев: какая-никакая, а всё же защита.

Подошедший «бронепоезд» успел сделать два пушечных выстрела в сторону затона, оба взломали толстый лёд. В ответ заработала артиллерия канонерок. Орудия были меньшего калибра, зато артиллеристы опытные. Броневую платформу разнесли в щепки, погибли три офицера и несколько рядовых. Стрелки, что сидели в пассажирских вагонах, не стали искушать судьбу – вывалились наружу и по шпалам пустились наутёк. Матросы стрелять по ним не стали – пожалели, да и снарядов было маловато.

Первая атака на большевиков захлебнулась. Вторая и третья – 24 февраля – лишь добавили потери среди атакующих, и Вертопрахов, по приказу Народного совета, временно прекратил попытки.

На два дня установилось негласное перемирие. Богатые горожане потихоньку – так, на всякий случай – побежали с семьями в Сахалян. Командиры отрядов пытались использовать время для обучения своих подопечных хотя бы основным правилам поведения в бою, но толку было мало. В городе чувствовалось что-то вроде апатии. Гамов объявил всеобщую мобилизацию, но ряды защитников свободы пополнились незначительно.