Блондинка

Тем ноябрьским утром, напыляя аэролак и подавляя приступы головокружения, она боялась, что у нее раньше времени начнутся месячные. Она даже захватила на работу аспирин, столько, сколько отваживалась принимать, на случай спазмов, зная, что поступает неправильно, что исцеление не наступит, если пойти на поводу у собственной слабости, и даже в этом случае придется взять день-другой больничного, к стыду и позору. Тем ноябрьским утром она напыляла лак и изо всех сил старалась прогнать тошноту и не потерять сознания, но мешали крохотные пузырьки, закипавшие в голове сильнее обычного. И вдруг она улыбнулась, ибо перед ней возникло бредовое и восхитительное видение.

Темный Принц в строгом черном наряде. И Норма Джин, она же Принцесса-Блондинка, в длинном белом платье из мерцающего материала. Рука об руку шли они по пляжу и любовались закатом. Волосы Нормы Джин развевались по ветру. То были платиновые волосы Джин Харлоу, которая умерла, как говорили, только потому, что ее мать, исповедующая Христианскую науку, отказалась вызвать врача к смертельно больной двадцатишестилетней женщине. Но Норма Джин знала – все это ложь, потому что умереть человек может только по собственной слабости, а сама она не собиралась проявлять слабость. Принц остановился и накинул ей пиджак на плечи. Нежно поцеловал в губы. Заиграла музыка, романтичная, танцевальная. Принц с Нормой Джин начали танцевать, но вскоре Норма Джин удивила своего возлюбленного. Скинула туфли, и ее босые ступни утонули в сыром песке, и до чего же восхитительное то было ощущение, танцевать босиком, когда у ног разбиваются волны прибоя! Принц смотрел на нее удивленно, потому что не видел в своей жизни женщины прекраснее. Смотрел и смотрел, а Норма Джин вдруг вырвалась из его объятий, подняла руки, и они превратились в крылья, и вся она вдруг превратилась в красивую большую птицу с белым оперением и взлетала все выше и выше в небо, пока Принц не превратился в застывшую на пляже крохотную точку. Вокруг него разбивались пенные волны, а он провожал ее тоскливым взглядом, понимая, что потерял навсегда.

Тут Норма Джин очнулась, подняла глаза от рук в перчатках, сжимающих канистру с аэролаком, и увидела в дверях мужчину. Это был Темный Принц с фотоаппаратом в руках.

Пинап. 1945

Твоя жизнь вне сцены не есть случайность.

Все в ней неизбежно и определено заранее.

Из «Настольной книги актера и жизни актера»

Через самые ранние годы, полные чудесных открытий, когда, к примеру, она еще ребенком ощущала острое покалывание брызг от разбивавшегося о пляж Санта-Моники прибоя, пронесла Норма Джин это воспоминание. О том, что уже когда-то слышала этот спокойный и размеренный, как метроном, голос: Где бы ты ни была, я тоже буду там. Даже прежде, чем ты там окажешься, я уже буду там. Буду тебя ждать.

О, это выражение на лице Глейзера! Да его дружки с «Либерти» просто обхохотались, глядя, как он небрежно, скучая, листает декабрьский номер журнала «Звезды и полосы» за 1944 год. А потом вдруг переворачивает страницу, смотрит, словно не веря своим глазам, таращится, и челюсть у него буквально отвисает от изумления. Что же такое, напечатанное на этой странице из дешевой бумаги, могло ударить Глейзера, словно током? И он сдавленным голосом произносит:

– Господи! Моя жена. Это ж моя жена!