Блондинка

Вечером в начале июня девушка-блондинка сидела в одолженном «ягуаре» у обочины Эль-Каньон-драйв. Она ждала. Она была одна, не пила и не курила. Не слушала автомобильное радио. «Ягуар» стоял возле узкой гравийной дорожки, за которой начинались чьи-то владения, напоминающие крепость. Особняк с элементами восточного стиля, окруженный десятифутовой каменной стеной с коваными железными воротами. У ворот была сторожка, но самого сторожа видно не было. Ниже, на залитых светом участках, смеялись и разговаривали люди. Голоса звучали в теплой ночи, как музыка, но этот особняк в самой верхней точке Эль-Каньона был по большей части погружен во тьму. За высокой стеной не было видно пальм, лишь вечнозеленые кипарисы, что принимали под натиском ветра самые причудливые скульптурные формы.

У меня нет никаких доказательств. Не нужны мне никакие доказательства. Отцовство – такая штука, которую можно почувствовать лишь душой. Я просто хочу увидеть твое лицо, отец.

Имя блондинке назвали. Бросили небрежно, как швыряют монетку в протянутые руки нищего. С жадностью попрошайки, не испытывая ни малейших сомнений, она ухватилась за него. Имя! Его имя! Имя мужчины, который, возможно, был в 1925 году любовником матери.

Возможно или вероятно?

Она судорожно рылась в осколках прошлого. Так нищий роется в мусорном контейнере, надеясь найти что-то ценное.

Чуть раньше тем же вечером она была в Бель-Эйр, на вечеринке у бассейна, и вдруг спросила, не одолжит ли ей кто, пожалуйста, свою машину? Тут же несколько мужчин, стремясь опередить друг друга, протянули ей ключи, и она, как была, босая, бросилась к воротам. Если слишком долго не возвращать «ягуар», владелец сообщит в полицию Беверли-Хиллз, но этого не случится, ведь блондинка не пьяна, не на наркотиках и умело скрывает свое отчаяние.

Но зачем? Я не знаю, зачем я туда помчалась, может, просто обменяться рукопожатием, сказать привет и прощай, если ты считаешь, что все это ни к чему. У меня своя собственная, отдельная от твоей жизнь. Во всяком случае, я от этой встречи ничего не потеряю.

Блондинка в «ягуаре» могла просидеть и прождать так всю ночь, если бы не сотрудник частной охранной фирмы, приехавший на Эль-Каньон-драйв в гражданской машине, чтобы выяснить, в чем дело. Должно быть, кто-то из обитателей погруженного в темноту особняка на вершине холма сообщил о подозрительной блондинке. Коп был одет в темную форму и имел при себе карманный фонарик, которым бесцеремонно посветил в лицо девушке. Ну прямо сцена из фильма! Впрочем, не было музыки, подсказывающей, что это за сцена – тревожная, напряженная или комическая. Реплика копа прозвучала нейтрально, и в ней тоже не было подсказки.

– Мисс? Что вы здесь делаете? Это частная дорога.

Девушка быстро заморгала, точно смахивая набежавшие на глаза слезы (хотя слез у нее уже не осталось). И прошептала:

– Ничего. Извините, сэр.

Ее детская вежливость обезоружила копа. И еще он увидел ее лицо. О, это лицо! Оно казалось мне знакомым, но где же я его видел? Кто она? И он нерешительно сказал, почесывая щетинистый подбородок:

– Что ж, в таком случае вам лучше развернуться и поехать домой, мисс. Если это не ваш дом. Здесь вроде как живут важные люди. Вы слишком молоды… – Тут он запнулся и умолк, хотя произнес уже все, что собирался.

Блондинка завела мотор и сказала:

– Нет. Вы ошибаетесь. Я не молода.

То было накануне ее двадцать третьего дня рождения.

«Мисс Золотые Мечты». 1949

– Не делай из меня посмешище, Отто. Я тебя умоляю!

Он расхохотался. Он был просто в восторге. То была месть, а все мы знаем, как сладка бывает месть. Он ждал, когда же Норма Джин приползет к нему обратно. Ждал подходящего момента, чтобы снять ее обнаженной, ждал с той самой первой минуты, когда увидел ее в грязном комбинезоне, присевшей за фюзеляжем с канистрой аэролака в руках. Словно от него можно было спрятаться.

От объектива камеры Отто Оси, как от ока самой Смерти, не спрячешься.

Скольких женщин раздевал в своей жизни Отто Оси, заставлял сбросить вместе с одеждой все эти глупые претензии и так называемое достоинство, и каждая поначалу клялась: Никогда! Вот и эта девушка, вообразившая, что может перехитрить судьбу, тоже клялась: Никогда! Ни за что не буду этим заниматься!

Словно девственница. В глубине души, конечно.

Словно она неприкосновенная. Да в капиталистическом обществе, построенном на законах потребления, нет ничего неприкосновенного. Ни тела, ни души.