Блондинка

Бывший Спортсмен краснел от удовольствия. Казалось, он все время порывался что-то сказать, но не говорил. Он улыбался, он хмурился. Левый глаз слегка подергивался. Свет, исходящий от блистательной пары за столиком, дрожал и переливался, словно отражение в воде. Бывший Спортсмен был потрясен красотой Блондинки-Актрисы или же напуган ею. Некоторые наблюдатели сочли, что он не одобряет столь ослепительной красоты и время от времени раздраженно оглядывает освещенный свечами зал, будто ловит неодобрительный гул голосов, будто чувствует, что мы за ними наблюдаем, хотя в такие моменты все мы отводили глаза.

Кроме, разумеется, Снайпера в штатском. Тот устроился в дальнем уголке ресторана, в затемненной нише, между кухней, где царила суета, и кабинетом управляющего. Уж он-то ни разу не отвел глаз, ни на секунду не ослабил внимания. Ибо для Снайпера то было вовсе не пустое развлечение, но один из критических эпизодов в повествовании, которому он, как рядовой агент на службе у Агентства, не мог дать названия и не желал этого делать.

Пока что Бывший Спортсмен только влюблялся! Все еще впереди, в будущем.

Нет. Будущее начинается сейчас. Все, что произойдет потом, берет начало в этом СЕЙЧАС.

Это факт. Несколько раз робко, но многозначительно Бывший Спортсмен как бы невзначай опускал свою руку на руку Блондинки-Актрисы с таким видом, будто «берет» базу на бейсбольном поле.

И гудящий, освещенный свечами зал словно пронзало электрическим током.

При этом было отмечено, что рука у Бывшего Спортсмена «в два раза больше», чем у белокурой красавицы.

Было замечено, что на руке Бывшего Спортсмена нет колец и на руке Блондинки-Актрисы – тоже.

Было замечено, что рука у Бывшего Спортсмена темная от загара, а рука у Блондинки-Актрисы по-женски бледная и с виду мягкая, наверное «от косметики».

Бывший Спортсмен слегка расслабился. Пил он скотч, а позже, за ужином, красное вино. Блондинка-Актриса уговорила его рассказать о себе. Он выдал ей несколько историй о случаях на бейсбольном поле – наверняка рассказывал их и раньше. Но даже самая любимая история в новой компании звучит совсем иначе, по-новому. Рассказывая ее, мы и сами становимся другими людьми. Блондинка, похоже, была взволнована. Внимательно слушала, потягивая свой напиток, а пила она что-то вроде фруктового коктейля с пузырьками – тоже как девочка на выпускном, из высокого матового бокала, через соломинку. Облокотилась о стол, нацелилась шикарной грудью на Бывшего Спортсмена. То и дело удивленно распахивала синие-синие глаза.

Только не смейтесь, но я тоже любила софтбол![59]

В школе даже иногда играла с мальчишками, когда они меня принимали.

И где же вы стояли?

Кажется, была бэттером[60]

. Когда меня принимали в игру.

Бывший Спортсмен смеялся двумя способами. Или издавал тихий сдержанный смешок, или же хохотал громко и утробно. Смешок сопровождался многозначительным взглядом; хохот шел, что называется, от души и, казалось, заставал его врасплох. Блондинка-Актриса была в восторге, услышав этот взрыв смеха от доселе мрачноватого и неразговорчивого собеседника. О! Мой папа смеялся в точности так же! Всех заражал своим смехом, был у него такой дар.

Расспрашивать о «папе» Бывший Спортсмен не стал. Достаточно было услышать – с сочувствием, сожалением и внутренним удовлетворением, – что отец Блондинки-Актрисы умер и не будет путаться под ногами.

Поскольку Блондинка-Актриса часто исчезала из поля зрения, вернее, ее отражение в зеркалах скрывалось за мерцающей аурой, было трудно судить о ее манере смеяться. Одни наблюдатели были склонны описывать ее смех как «высокий, словно звон стекла, красивый, но нервный». Другим, столь же внимательным, он показался «резким и неприятным, точно царапают ногтями по классной доске». Нашлись и такие, кто описал этот смех как «жалкий сдавленный писк, словно убивают мышь». Еще кое-кому он показался «хриплым, гортанным, сексуальным и похожим на стон».