Блондинка

Чмоки-чмоки, Папочка? Ну же.

Эй, послушай-ка! Мистер Перлман вовсе не был моим любовником. По-настоящему.

Что это значит – «по-настоящему»?

Ну, он, может, и проделывал кое-какие штуки, но не… Не надо на меня так смотреть, Папочка. Ты меня пугаешь.

Что именно он делал?

Да ничего особенного.

Он… тебя трогал?

Ну да, наверное. А что?

Как мужчина трогает женщину?

М-м-м-м! Даже не знаю.

Может, вот так?.. Или так?

Но, Папочка, я же сказала, между нами не было ничего особенного. Понимаешь?

То есть?

Ну, это было у него в кабинете. Что-то вроде подарка. Он осведомился, можно ли меня расспросить. Меня! Представляешь? Сказал, что скептически настроен. Почему знаменитая кинозвезда решила учиться в его труппе? Он подозревал, что это… рекламный трюк. Ну, ведь каждому, как ему кажется, интересно, куда я уехала, чем занимаюсь. Действительно ли я решила уйти из кино? Он так и сыпал вопросами. Такой подозрительный, но я его не виню. Кажется, я заплакала. Откуда ему было знать, что «Мэрилин Монро» тоже человек? Он ожидал увидеть ее, а пришла я.

Что за вопросы он тебе задавал?

О моей мотивации.

И что у тебя за мотивация?

Не умереть.

Не понял?

Не умирать. Держаться…

Терпеть не могу, когда ты такое говоришь! Сердце разрывается.

О, прости! Больше не буду.

Значит, он занимался с тобой любовью. И сколько раз?

Да не л-любовь это была! Ну, не знаю. Папочка, мне от этого не по себе. А ты на меня сердишься.

Ничуть не сержусь, милая. Просто хочу понять.

Что тут понимать? Мы с тобой не были знакомы. Я была… разведена.

И где вы с ним встречались? Ведь не всегда же в его вонючем кабинете?

Нет, в основном у него в кабинете. Вечером, после занятий. Я думала… короче, мне это льстило. У него столько книг! Некоторые на немецком, я сама видела. На русском. Снимок мистера Перлмана с Юджином О’Нилом. И фото всех этих замечательных актеров: Марлона Брандо, Рода Стайгера… Потом я увидела книгу на немецком, которую до этого читала на английском, – увидела имя на корешке, «Шопенгаур». Взяла ее и притворилась, что читаю. А потом говорю: «Похоже, я лучше понимаю Шопенгаура, когда он пишет по-английски, а не как здесь».

А Перлман что?

Поправил мое произношение. Сказал, что говорить надо «Шопенгауэр», а не «Шопенгаур». И еще, мне кажется, не поверил, что я читала эту книжку. На любом языке. Но я правда ее читала. Один знакомый фотограф давал почитать. «Мир как воля и представление». Я читала ее, читала, а потом мне стало так грустно!..

Перлман всегда говорил, что ты его сильно удивила. Когда он увидел, что ты за человек.