Блондинка

– Ведь единственный смысл жизни заключается в ч-чем-то большем, чем ты сам? Чем твой скелет, твои мысли, история твоего существования? Ну, это как при работе. Ведь, работая, ты жертвуешь какой-то частью себя, верно? И в любви ты переходишь на более высокий уровень бытия, где есть уже не только ты. – Она говорила так страстно, что Драматургу показалось: она заучила эти слова наизусть.

Наивность, идеализм – неужели она скопировала все это у одной из молодых чеховских героинь, наделенных живым умом и в то же время введенных в заблуждение? Нину из «Чайки» или Ирину из «Трех сестер»? Или цитировала более близкий источник, какой-нибудь диалог, написанный самим Драматургом много лет назад? Однако говорила она искренне, в этом не было никаких сомнений. Они сидели рядом в тесной полутемной кабинке, в зале джаз-клуба на Шестой авеню в Вест-Виллидж, держались за руки, и Драматург был слегка пьян, а Блондинка-Актриса выпила целых два бокала красного вина, а пила она редко, и в глазах ее стояли слезы, ибо надвигался кризис: завтра должна была приехать жена Драматурга.

– И если ты женщина и любишь мужчину, то хочешь иметь от этого мужчины ребенка. А иметь ребенка, это… Ох, ты сам отец, и не мне тебе говорить, что значит иметь ребенка! Это уже не просто ты.

– Нет. И ребенок тоже не ты.

Блондинка-Актриса вдруг так смутилась, так обиделась – непонятно почему, ведь ее ни в чем не упрекали, – что Драматург обнял ее за плечи, ведь она сидела рядом. Они уже не садились целомудренно, каждый по свою сторону стола. Драматургу хотелось сжимать Блондинку-Актрису в объятиях. Хотелось, чтобы она опустила голову ему на грудь, зарылась заплаканным лицом ему в шею, а он утешал бы ее и обещал защитить. Защитить от ее собственных заблуждений. Ибо что есть заблуждение, как не прелюдия к разочарованию и боли? А боль – прелюдия к ярости.

Он был отцом и знал, что ребенок может войти в твою жизнь и расколоть ее надвое и жизнь твоя больше не будет цельной. Он был мужчиной и знал, что ребенок может вторгнуться в счастливый (по всей видимости) брак и непоправимо изменить, если не полностью уничтожить, любовь между мужчиной и женщиной. Он, прожив в браке не один десяток лет, уже понял, что в отцовстве нет никакой романтики. Да и в материнстве, пожалуй, тоже. Это лишь надстройка над твоей жизнью. Когда ты родитель, ты все равно остаешься собой, но теперь с новым ужасающим бременем. Ему хотелось целовать дрожащие веки этой прелестной молодой женщины, такой волшебной, подвижной и изменчивой, словно ртуть. Хотелось сказать: «Конечно, я люблю тебя. Мою Магду. Мою Норму Джин. Разве способен мужчина не полюбить тебя? Но я не могу, не имею права…»

Я не могу дать того, что тебе нужно. Я не тот мужчина, которого ты ищешь. Я человек с изъянами, я не совершенен. Даже отцовство не изменило меня в лучшую сторону; я мужчина, боящийся обидеть, унизить, рассердить свою жену. Я не твой избавитель, не предел твоих мечтаний, я не принц.

Блондинка-Актриса возразила:

– Когда я была младенцем, мы с мамой были как бы одним целым. А когда стала маленькой девочкой… знаешь, нам порой даже не надо было говорить. Такое чувство, что она общалась со мной силой мысли. Мне никогда не было одиноко. Вот какого рода любовь бывает между матерью и ребенком. Она заставляет тебя выйти за пределы своего «я», она вполне реальна. Я знаю, что была бы хорошей м-матерью, потому что… Только не смейся надо мной, ладно? Когда я вижу, как везут в коляске ребеночка, еле сдерживаюсь, чтобы не броситься к нему и не расцеловать! И еще я всегда спрашиваю: «О господи, нельзя ли подержать вашего малютку? О, какое прелестное дитя!» И начинаю плакать, и ничего тут не поделаешь. Нет, ты все-таки надо мной смеешься! Так уж я устроена. Всегда обожала детей. Когда была сама ребенком, ну, в приемных семьях, всегда нянчилась с маленькими. Пела им песенки, укачивала, ну и так далее, пока не заснут. Была одна девочка, мать ее не любила, так вот я почти все время возилась с этой девочкой, катала ее в коляске по парку, это было позже, по-моему, лет в шестнадцать. А потом я сшила для нее плюшевого тигренка, а материалы купила в лавке всякой всячины. Я так любила эту девчушку! Но почему-то хочу родить не девочку, а мальчика. Знаешь почему?

Драматург услышал собственный вопрос: почему?

– Потому что он будет похож на своего отца, вот почему! А его отец… о, это будет человек, которого я просто обожаю. Замечательный, умный, талантливый мужчина! Я ведь не стану влюбляться в кого попало, верно? – Блондинка-Актриса тихонько рассмеялась. – Мужчины, по большей части, мне даже не нравятся. И тебе бы не понравились, милый, будь ты женщиной.

Теперь рассмеялись оба. Драматургу было дурно от желания. Он услышал собственный голос: