Блондинка

Драматург понимал, что Блондинка-Актриса не стремится стать равной ему. Человек проницательный, он догадывался, что она заново проживает роль, которую уже играла – возможно, не однажды. Она получила свою награду за эту роль: так и осталась девушкой-ребенком, а Драматург был ей старшим наставником. Но чего ему хотелось? Быть отцом для этой женщины, ее ментором или стать ее любовником? Наверное, для Блондинки-Актрисы это одно и то же. Но Драматургу не слишком нравилась перспектива объединить эти роли в одну. Она может полюбить лишь мужчину, которого ставит выше себя. Но такой ли я мужчина?

Он знал о собственных неудачах и недостатках. Из всех своих критиков Драматург был самым суровым. Он знал, как нелегко дается ему сочинительство; знал, что ему недостает поэтического дара – живого, волшебного, импульсивного. Чеховского мгновения, когда в обманчивой заурядности сверкает яркая вспышка, как гром среди ясного неба. Неожиданный смешок, стариковский храп, руки Соленого «пахнут трупом». Печально затухающий звон порванной струны.

Он не смог бы создать чеховскую Наташу. Даже не понял бы, что его «девушка из народа» была чересчур хорошей, а потому образ вышел неубедительным. Но Блондинка-Актриса инстинктивно уловила эту фальшь. В его трудолюбиво изготовленных пьесах недоставало чеховских озарений, ибо воображение у Драматурга было буквальное, подчас неуклюжее. Да, он честно признавал свою неуклюжесть. Честность для него была превыше искусства! Однако он был вознагражден за свои труды. Получил Пулицеровскую премию (что привело к неожиданному результату – жена вдруг стала им гордиться и в то же время сильно на него обиделась), получил другие призы; его называли виднейшим американским драматургом, ибо пьесы его выкручивали душу не хуже пьес Чехова. Не хуже работ Ибсена, О’Нила, Уильямса. Возможно, простота и незамысловатость его пьес была созвучна американской душе. В хорошем настроении он говорил себе: «Я честный ремесленник, строю крепкие надежные суда». Более легкие, изящные суденышки, творения поэтичных драматургов обгоняли его посудины, но в итоге приходили в ту же самую гавань.

Он верил в это. Ему хотелось верить!

Твоя чудесная работа. Твоя замечательная работа. Я так восхищаюсь тобой!

Вот что говорила ему красивая молодая женщина. Говорила от всей души. С таким видом, точно излагает очевидные истины. Она даже побывала в книжном магазине «Стрэнд» и купила старые его пьесы – те, что не успела прочесть в прежней своей жизни.

Жила она сейчас в Виллидж. Снимала на 11-й Восточной улице квартиру, принадлежавшую какому-то театральному другу Макса Перлмана. Она никогда не рассказывала ему о своей «прежней жизни». Драматургу хотелось бы спросить ее: «Ты очень страдала, когда рухнул твой брак? Когда рухнула любовь?» Или же любовь не может «рухнуть», она лишь затухает постепенно?

Я чту брак. Узы, связывающие мужчину и женщину. Верю, что они священны. И никогда не посмею их разорвать.

Она влюбленно смотрела на него, и в глазах у нее была улыбка.

Трогательная, как потерявшийся ребенок. Или ребенок, от которого отказались. Дитя – и в таком роскошном, соблазнительном теле! Ее тело! Познакомившись с Нормой Джин (именно так Драматург называл ее про себя, редко вслух, считая, что не вполне заслуживает такой привилегии), вы замечали, что она с любопытством относится к собственному телу. Иногда у нее появлялось странное желание посекретничать с Драматургом, чтобы лучше понять друг друга. Других мужчин привлекало лишь ее тело, остального они не видели. Он же, Драматург, создание более высокого порядка, смотрел на нее иначе, и его нельзя обмануть.

Она что, серьезно? Драматург тихо засмеялся:

– Сама знаешь, ты красивая женщина. И это нельзя записать в дебет.

– Куда?

– В дебет. Ну, это означает недостаток, потерю.

Блондинка-Актриса сжала его руку:

– Эй! Ты вовсе не обязан мне льстить!

– Разве это лесть – честно сказать красивой женщине, что она красива? И что красота ее вовсе не является недостатком? – Драматург рассмеялся.

Ему хотелось крепко сжать ее руку, ее запястье; сдавить посильнее, так чтобы она поморщилась от боли и тем самым признала его правоту. Ей же наверняка хочется, чтобы он вел себя как мужчина! У ее по-детски пылкого поведения лишь одна цель: эта женщина откровенно соблазняет Драматурга, пытается пробудить в нем сексуальное влечение.

Если только это не плод его воображения. Ее замысел, ее интрига, ее стремление пробудить в нем любовь. Чтобы он бросил жену и любил только ее. Чтобы женился на ней.

Разве сама Блондинка-Актриса не говорила, что живет ради двух вещей, работы и любви? А сейчас она не работала. И не была влюблена. (Потупила глаза, ресницы трепещут. Ох как же ей хочется любви!) Она сказала Драматургу с подкупающей искренностью: