Драматургу даже думать не хотелось о том, сколько воды утекло с тех пор, как они с Эстер последний раз занимались любовью. Или, по крайней мере, страстно целовались. Когда улетучился Эрос, поцелуй превращается в странное действо: касание бесчувственных губ,
И вряд ли ее муж скажет:
И все же он верил, что любовь не прошла, лишь выцвела. Как выцвела суперобложка первой книги Драматурга, тонкого сборника стихов, опубликованного в двадцать четыре года, получившего самые хвалебные отзывы и проданного тиражом 640 экземпляров. В памяти его сохранился первоначальный цвет суперобложки «Освобождения» – красивый кобальтово-синий, а буквы канареечно-желтые. Теперь же он с удивлением замечал, что обложка выцвела от солнца и стала почти белой, а некогда ярко-желтые буквы почти не читались.
Одна обложка сохранилась в памяти, другая была в нескольких футах от его письменного стола. Можно поспорить, что обе реальны. Просто существуют в разном времени.
Драматург неуверенно сказал женщине, с которой жил в красивом кирпичном доме на 72-й Западной, среди стеллажей, заставленных книгами:
– Мы с тобой стали мало разговаривать, милая. Я надеялся, что теперь…
– А когда мы с тобой много разговаривали? Это
Это нечестно. И неправда. Но Драматург оставил слова жены без комментариев.
В другой раз он спросил:
– Ну и как тебе Сент-Питерсберг?
Эстер уставилась на него так, словно это были не простые слова, а некий шифр.
Сценический язык – это шифр. Истинное значение и смысл слов кроются в подтексте. А что же в жизни?
Драматург, изнывая от чувства вины, позвонил Блондинке-Актрисе – отменить назначенное на сегодня свидание. Он впервые собирался зайти к ней, в квартирку в Виллидж.
Ему вспомнились чувственные сцены из «Ниагары», практически софт-порно. Блондинка лежит, широко раскинув ноги, через тонкую, натянутую до груди простыню просвечивает V-образная промежность. Как же создатели фильма обошли цензуру? Драматург смотрел «Ниагару» один в кинотеатре на Таймс-сквер. Просто для того, чтобы потешить свое любопытство.
Он не смотрел ни «Джентльмены предпочитают блондинок», ни «Зуда седьмого года». После «Ниагары» ему не хотелось видеть Мэрилин Монро в комических ролях.
В осторожных выражениях он объяснил Блондинке-Актрисе, что какое-то время не сможет с ней видеться. Возможно, неделю или две. Пойми и прости.
Хрипловато-веселым голосом Магды Блондинка-Актриса ответила: да, она все понимает.
Вот это зрелище – Мэрилин Монро и Марлон Брандо! Оба одеты по-простому. Брандо явился небритым, из-за ушей торчали космы волос; на нем были брюки цвета хаки и потрепанная кожаная куртка. Блондинка-Актриса куталась в черное шерстяное пальто, купленное в магазине армейского и флотского обмундирования на Бродвее. Голова не покрыта; платиновые волосы, потемневшие у корней, отливают серебристым сиянием.
Драматург, ростом шесть футов два дюйма, вжался в сиденье, надеясь, что его не заметят. Жена ткнула его в бок и спросила:
– Это же Мэрилин Монро? Ну что, познакомишь?
Эмиссар