Кое-как ей удалось его разбудить. Он ругался, отталкивал ее руки. C трудом поднялся на ноги, расплескивая воду на кафельный пол, снова чертыхнулся, потерял равновесие, поскользнулся и едва не рухнул обратно в воду. К счастью, она успела подхватить его, а то мог и голову разбить о край ванны. Она держала его, обхватив обеими руками, дрожала от напряжения (Темный Принц был мужчина тяжелый, не слишком высокий, но крепко сбитый и мускулистый). Умоляла его быть осторожнее, а он в ответ обозвал ее шлюхой (впрочем, в тот миг он не узнавал ее, не может такого быть, чтобы он хотел ее оскорбить). Однако он крепко держался за нее, и через несколько минут ей удалось вытащить его из воды. Он тут же плюхнулся на край ванны и сидел с закрытыми глазами, раскачивался из стороны в сторону и неразборчиво что-то бормотал. Она намочила полотенце в холодной воде и бережно вытерла ему лицо. Как могла, оттерла рвоту с его тела. И все это время опасалась, что сейчас его вырвет снова, что он вдруг потеряет сознание и умрет, потому что дышал он неровно и со всхлипом. Челюсть у него отвисла, и он, казалось, не понимал, где находится. Однако после нескольких обтираний влажным полотенцем он понемногу начал приходить в себя, поднялся на ноги, и тогда она укутала его в большое махровое полотенце и, обняв за талию, повела в спальню. С его бледных волосатых ног и босых ступней капала вода, и Блондинка-Актриса позволила себе тихонько засмеяться, чтобы подбодрить его, показать, что все в порядке, что она сумеет о нем позаботиться. Но тут он снова споткнулся, обозвал ее неприличным словом и еще – коровой и тупой шлюхой. А потом всей тяжестью рухнул на кровать, так что пружины жалобно заскрипели, и она испугалась, что он сейчас сломает чужую кровать. Красивая антикварная кровать с медными шишечками на изголовье принадлежала богатой подруге Макса Перлмана, жившей сейчас в Париже. Потом ей пришлось поднять ему ноги и положить их на кровать. Ноги были ужасно тяжелые, точно бетонные блоки. Затем она подложила подушку ему под мокрую голову и все это время бормотала ему на ухо что-то ласковое и утешительное – в точности так же приходилось ей поступать и с Бывшим Спортсменом, а иногда и с другими обитателями песочного города. Теперь ей было уже лучше, она смотрела на жизнь оптимистичнее. Да и по природе своей Норма Джин Бейкер была девушкой оптимистичной; разве не поклялась она в вечном оптимизме, сидя на крыше сиротского приюта и любуясь светящимися вдали, на голливудской башне, буквами RKO:
Он тут же захрапел. Она накрыла его одеялом и тихо устроилась рядом. Остаток этой кошмарной ночи прошел почти без сна. Ее изнурила полная надежд, трудов и разочарований жизнь в Нью-Йорке – жизнь, через которую она должна была искупить свои грехи. Несколько раз на неделе пятичасовые занятия в театре, долгие часы интенсивных частных уроков у Макса Перлмана или одного из его напористых молодых помощников; влюбленность в Драматурга и постоянная тревога, что он ускользнет. И тогда она обязательно умрет, такое фиаско – смертный приговор для женщины. Ибо ее бабушка Делла презрительно говорила о Глэдис, о собственной дочери: мол, не может удержать при себе ни одного мужа, даже не имеет старика-покровителя, чтобы тот ее поддерживал. Делла хрипло смеялась: