Блондинка

Блондинка-Актриса каталась на коньках, а Драматург не сводил с нее глаз. К чести своей (ему так казалось), делал он это в открытую. Он был не из тех, кто прячется. Да и что толку прятаться? От 72-й улицы до Центрального парка было рукой подать, и сам он часто там гулял. Бродил, чтобы проветрить голову, по заснеженным дорожкам, когда в парке было совсем безлюдно. Ему всегда нравилось рассматривать людей на катке. Мальчишкой он очень любил кататься на коньках. И катался на удивление здорово. Много лет назад он, городской житель и молодой отец, учил своих ребятишек кататься на этом самом катке. Ему вдруг показалось, что с тех пор прошло совсем немного времени.

Блондинка-Актриса на сверкающем льду, смеется и блестит на солнце.

Блондинка-Актриса, любившая его, как не любила его ни одна женщина. И которую он любил, как никогда не любил ни одну женщину.

Монро? Да она же нимфоманка!

Кто это вам сказал? Лично я слышала, она делает это за деньги. Она в отчаянном положении.

Да она фригидна, ненавидит мужчин. Она лесба. И да, делает это за деньги, если платят сколько нужно.

Драматург с улыбкой смотрел на каток, на свою Магду и своего Исаака, держащего ее за руку. Сердце его переполняла гордость.

Просто удивительно, что остальные конькобежцы и многочисленные зрители не узнают ее. Не показывают на нее пальцем, не хлопают в ладоши.

Ему захотелось вскинуть руки и зааплодировать.

Неужели она до сих пор его не заметила? И Исаак тоже? Ведь Драматург стоял совсем близко, ничуть не таясь, – вполне узнаваемая для них фигура. Драматург, который их создал. Свою Магду, своего Исаака. Она была девушкой из народа; он был еврейским юношей из Европы, мечтавшим стать человеком «из народа», стопроцентным американцем, мечтавшим стереть прошлое из памяти.

Возможно, сам Драматург был в первую очередь человеком, пережившим холокост. Возможно, все ныне живущие евреи были такими людьми. Драматургу не хотелось думать об этом здесь и сейчас, под ослепительным солнцем, в начале весны, в Центральном парке.

Он стоял, высокий, как тотемный столб, у самого края террасы из плитняка. Мимо пролетали конькобежцы, описывая круги по катку. Ну чем не музыкальная шкатулка с ожившими фигурками? На Манхэттене Драматурга часто узнавали совершенно незнакомые люди. Темная полушинель, черная каракулевая шапка, очки с толстыми стеклами. Когда Блондинка-Актриса рука об руку со своим кавалером, весело болтая, пролетали мимо, Драматург не отворачивался, даже глаз не опускал. В теплую погоду на террасе было популярное кафе, куда днем частенько захаживал Драматург – немного передохнуть от работы. На зиму столы и стулья из кованого железа не убирали. Он бы взял стул, подтащил его к краю террасы и уселся, но ему что-то не хотелось сидеть. Эта музыка! «Вальс конькобежцев».

В конце концов он на ней женится. Если она ему не откажет. Он не в силах отпустить ее.

Он разведется с женой. Ведь в душе он уже с ней развелся. Никогда больше к ней не прикоснется, никогда не поцелует. При одной мысли о дряблой коже этой стареющей женщины ему становилось тошно. Ее сердитые глаза, этот вечно обиженный рот. С ней он перестал быть мужчиной, но теперь возродится снова.

Он разрушит свою жизнь ради Блондинки-Актрисы.

Я перепишу историю наших жизней, ее и моей. И это будет не трагедия, а американский эпос!

Я думал, что у меня хватит на это сил.

И вот он берет коньки напрокат! Нет ничего проще. Сует ноги в ботинки, туго их зашнуровывает. Оказавшись на льду, поначалу чувствует, что лодыжки у него ослабели, колени не гнутся, но вскоре к нему возвращается былое мастерство. Он ощущает мальчишеский восторг от простых физических движений. Отважно катается «против часовой стрелки», то есть навстречу остальным конькобежцам. Выглядит как человек, знающий свое дело, а не как неуклюжий старик, нелепо растопыривающий руки, чтоб сохранить равновесие. Над катком теперь гремит другая мелодия – «Танцующие в ночи». Кажется, песня написана каким-то евреем, ассимилированным американцем, подобно всем великим мелодиям «Тин Пэн Элли», американской музыкальной индустрии. Песня романтическая и загадочная, если внимательно вслушиваться в слова.

Подкатывая к Блондинке-Актрисе, он счастливо улыбался. Никаких сомнений! То была сцена, которую никогда не написал бы сам Драматург, поскольку в ней не было ни иронии, ни утонченности. Она вытащила его из душного, но уютного кабинета на 72-й улице. Она тянула его к себе, и выбора у него не было. Он улыбался, как человек, заснувший в темноте и разбуженный ярким солнечным светом.

– О господи! Вы только посмотрите!