Блондинка в Париже

В этом не было никакой необходимости — уж лучше бы прогулялась по садам Тюильри, любуясь осенними цветами и листвой, тронутой золотом, посидела бы на скамейке с ноутбуком и стаканчиком кофе, поработала бы или расслабилась, наблюдая за движением розовых облаков по вечернему небу…

Или заглянула бы в Галери Лафайет. Учитывая, какой бонус меня ожидает от сотрудничества с настойчивой Шарлоттой, могла бы порезвиться в раю знаменитых брендов и купить себе парочку новых платьев. Да и сам магазин в плане архитектуры очень красив — великолепный купол, балконы, люстры — гулять по нему сплошное удовольствие. А тратить там деньги — удовольствие в квадрате…

Но нет! Меня влекло на бульвар Вольтера, где, как я недавно выяснила, располагался офис Бориса Лантье.

Разве об этом мужчине мне положено думать?

Мы четыре года состоим в отношениях с Константиновым, пора бы уже привыкнуть, что только он — мой бог и кумир. Однако не получается. Годы сексуальной распущенности (когда я не была связана моральными обязательствами с одним-единственным мужчиной) сформировали определённые привычки: я максимально открыта для контактов. При условии, что кандидат умён, как нобелевский лауреат по молекулярной физике, красив, как чемпион мира по плаванию, и стоит не ниже меня на социальной лестнице.

Или просто потому, что дрогнуло сердце.

Четыре года назад в Праге, когда мы случайно столкнулись на улице с Константиновым, — дрогнуло! Володя с его зверской рожей, бритым черепом и массивной шеей выглядел киллером на задании, но представился снабженцем. А я в те времена была недосягаемой дивой — хозяйкой успешного бизнеса с миллионными оборотами. Киллер-снабженец очаровал меня с первого взгляда. И вот уже четыре года мы не расстаёмся.

Вернее, расстаёмся постоянно, потому что Константинов никакой не снабженец. У него процветающий холдинг, а я пытаюсь, как птица Феникс, возродиться из пепла после крушения. Мы оба работаем, как проклятые. У каждого из нас ежедневный список дел соперничает по длине с хвостом числа «пи». Времени на любовное воркование практически не остаётся — выкручиваемся, используя современные средства коммуникации.

Да ещё мы живём в двухстах километрах друг от друга, в разных городах. Я всё никак не перееду под крыло к милому другу, что периодически вызывает всплеск негодования у Владимира. Но ему приходится мириться с моим своенравием и независимостью.

Вот не хочу я переезжать в Екатеринбург!

Чего я там не видела?

— Доиграешься, мамочка, — постоянно накручивает меня Натка. — Уведут нашего красавца.

Но в территориальной разобщённости есть огромный плюс: каждая встреча для нас как подарок. Мы бросаемся в объятия друг к другу, словно юные Ромео и Джульетта, наша огненная страсть способна выжечь пятнадцать гектаров леса…

И почему же сейчас я стою на бульваре Вольтера и прислушиваюсь к стуку сердца в груди? Чего добиваюсь? Зачем сюда приехала?

Новенькую вывеску заметила сразу — студия Бориса Лантье располагалась в доме, построенном в привычном для Парижа османском стиле: высокие окна с реечными ставнями, чёрные ажурные балконы.

Весь первый этаж здания был отдан мелкому бизнесу. Сплошной чередой шли один за другим галантерейные магазинчики, продуктовые и сувенирные лавки, крошечные кафе и пиццерии, автоматические прачечные, маникюрные салоны, тату-студии, лаборатории, агентства недвижимости, турфирмы, багетные мастерские. От обилия ярких витрин и разноцветных вывесок — голубых, розовых, зелёных — рябило в глазах. Но всё это было довольно облупленным, исцарапанным, зачастую — разрисованным граффити.

В окне очередного офиса красовался транспарант с изображением крысы и таракана. Оба милых существа были жирно перечёркнуты красным. Насколько я поняла, фирма специализировалась на уничтожении домашних вредителей. Засмотревшись, едва не наступила на живописного негра, удобно расположившегося на тротуаре: абориген лежал на куске поролона, укрывшись клетчатым пледом, и меланхолично наблюдал за прохожими. Рядом с ним сидел задумчивый лабрадор. Время от времени он склонял голову, чтобы лизнуть хозяина. «Мадам, мадам, сильвупле!» — с надеждой указал негр на жестянку, выставленную рядом с ним на грязном асфальте. Он таращил глаза. Белые в красной сеточке белки сияли на чёрной физиономии. Я раздражённо дёрнула плечами и прошла мимо — не выношу дармоедов!

Разлёгся тут. Шёл бы работать!

Но собачка меня тронула. Я вернулась обратно, нашарила несколько евро и опустила в жестянку. «Мерси, мадам!» — загундел лежебока. Лабрадор ткнулся мокрым носом в мою руку, я потрепала его по пыльному загривку. «Да ты ж такой хороший, хороший!» — сказала я псу и сразу полезла в сумку за влажными салфетками — все руки испачкала об этого симпатягу.