Блудное художество

По дороге встретили Шварца. Немец посмотрел на них пристально, однако не задал ни единого вопроса.

Он только что покинул архаровский кабинет, не сумев успокоить начальство.

– А иначе и быть не могло. Додумалось его сиятельство… - сказал ему Архаров. - Нашло кого в полицейские брать! Ясно же было - не удержатся…

– Четыре года держались, - поняв, что речь о бывших мортусах, так же тихо возразил Шварц.

– Проклятый город…

Шварц все понимал. Он присутствовал при прощании Архарова с Григорием Орловым, когда тот, бросив Москву на только что прикатившего Волконского, помчался в столицу возвращать себе благосклонность государыни. Орлов душой уже был в Санкт-Петербурге, а все мелочи и пакости московского бытия его лишь раздражали.

– Тут тебе трудно будет завести дисциплину полицейскую, - сказал он новоявленному обер-полицмейстеру, - трудно даже различить, что Москва, а что деревня, и на каких кто правах живет, особливо слободы… Намаешься…

– Город обыкновенный, - скучным голосом произнес Шварц. - Прочие города Российской империи не лучше. Всюду свои мазы, шуры, взяточники и казнокрады. И мало где полицейские конторы возглвляют достойные господа, умеющие совладать со всеми безобразиями.

– Хочешь сказать, что среди этой братии я еще орел? Вот только не надобно кумплиманов, черная душа, - проникновенно попросил Архаров.

– Я полагаю, что во всякой службе должен быть определенный порядок, и ваши порядки, сударь, считаю для полицейского дела наилучшими. Сие не кумплиман. Беда, что в полицию попадают вовсе случайные люди. Вас его сиятельство избрал весьма удачно. А вон в Казани полицмейстером Тимофей Евреинов, знаете ли, кто таков? - спросил Шварц.

– Нет, откуда?

– А я скажу - это бывший камердинер государыни, в бытность ее еще великой княгиней. Был уволен государыней Елизаветой Петровной по формальному поводу, а на деле - потому что сделался доверенным лицом великой княгини. А великая княгиня сама сделалась государыней, а государыня наша на добро памятлива. Вот только, награждая, меры не ведает. Уж лучше бы денег отвалила побольше, да только таких чинов не давала, где голова потребна, - по-простому высказался Шварц. - А молодцов, ваша милость, сейчас трогать не надобно. Коли не трогать - они быстрее докопаются, что к чему.

Архаров посмотрел на него неприязненно. И отпустил. Но немец видел - прежнего доверия к бывшим мортусам у обер-полицмейстера уже нет. И это ему не нравилось - коли в полицейской конторе не станет доверия, то лучше ее сразу закрывать, а служащих разгонять.

Только быстрый взгляд на собравшихся кучкой архаровцев несколько утешил Шварца. Только им самим и было под силу разобраться в сложных обстоятельствах и найти ту ниточку, за которую следует потянуть.

Шварцевы кнутобойцы обжились в подвалах неплохо, и каждый имел там свой уголок, свое хозяйство - ложки-плошки, топчанчики-табуретки, войлок для спанья, у Вакулы, монаха-расстриги, даже образа висели. Ваня привел товарищей в свою каморку, похожую скорее на земляную нору, но зажег там свечку - и стало повеселее. Уселись, теснясь, на топчанчике, а пришедший последним повар Филя-Чкарь просто встал в дверях.

– Облопались, лащатки? - спросил Ваня.

– Да уж облопались так облопались, - проворчал Тимофей.

Все, кроме Клавароша, были с чумного бастиона и разумели байковское наречие, да и Клаварош уже знал многие слова.

Положение было незавидное - архаровцы, повязанные круговой порукой, оказались в ответе за подлеца Демку. Что бы он ни натворил - а удирать не имел права.

– Тимоша, точно ли он укоцал басвинску елтону? - тихо спросил Ваня, и никого не смутило, что он самовольно назначил себя старшим, как в чумное лето на бастионе. - Как оно было-то?

– Стоду одному ведомо, - тихо сказал Тимофей. - Я грешным делом и сам так скумил… Да уж с того света не вернешь…

– Тебе не слемзал?

– Скарал.

– Ну?

Тимофей неохотно рассказал все по порядку - как он, пробравшись к любовнице, спал у нее, как сради ночи прибежал Демка, как они сидели на крыльце и ломали головы: нет ли способа избыть заботу? И Демка, наказав ему быть поосторожнее, объявил, что идет домой - хоть малость поспать. Куда ж пошел на самом деле - неизвестно.

Потом взял слово Филя-Чкарь, самый старший в обществе. Он порой, когда Шварцу было не до того, выдавал архаровцам и десятским из заветного чуланчика все, что требовалось для служебного маскарада. Филя утверждал, что в последние дни Демка ни разу туда не заглядывал. Конечно, если бы Демка попросил выдать ему тот длинный нож на время, Филя бы выдал и без дозволения Шварца, да только не было такой просьбы. И выходило, что диковинный нож пропал еще до того, как к воротам Рязанского подворья притащилась Тимофеева жена с детишками.

– Вот тут наш пертовый маз остремался, - сказал Ваня. - Ну, мазурики, что замастырим?

– Мы-то замастырим, а пертовый маз отправит нас поглядеть на Знаменье… - отвечал Ушаков.

– Некен, - уверенно сказал Ваня.