После первого прочтения книга мне не понравилась, хотя, конечно, пришлось сделать вид, что это не так. Меня огорчила пассивность Мерсо, граничащая с идиотизмом, и сосредоточенность прокурора на несущественной информации. «Переоценили», – заключила я, возвращая книгу на полку. Четыре года спустя, когда шестой класс и курение тайком остались позади, умерла моя двоюродная бабушка. Она долго болела, от ее памяти осталась лишь тень той, что была раньше, речь стала невнятной. Я ее плохо знала, и, хотя и расстроилась, наших отношений все же было недостаточно, чтобы ее уход вызвал у меня сильные эмоции.
Вместе с семьей я отправилась на похороны в Америку, где во время церемонии попыталась найти ее старшего сына, моего двоюродного дядю. «Он решил не приезжать», – объяснила мама, и это известие меня шокировало. В мыслях я тут же сделала ему выговор: «Как не стыдно!»
На следующий день мы встретились с ним за обедом недалеко от его адвокатской конторы. Дядя заказал стейк и вино, смеялся по поводу и без, показывал фотографии своей недавней поездки на Гавайи, и все это без какого-либо намека на страдания. «Как можно быть таким бесчувственным? – подумала я. – И еще родной сын».
В следующем году я путешествовала с университетскими друзьями по Америке, от восточного до западного побережья. В самом начале поездки я решила навестить своего двоюродного дядю. Он принял меня очень тепло, предложил кофе и лимонный пирог домашнего приготовления. В гостиной на алтаре, расположенном на каминной полке, стояла фотография его матери в рамке, вокруг мерцали свечи, курились недавно догоревшие благовония. Рядом стоял портрет бабушкиного мужа, дяди моей матери: он погиб около десяти лет назад, его ослепило солнцем, и старенький «Форд» врезался в красный клен. На стене висел акварельный портрет кисти моего двоюродного дяди, который он сделал со своей матери. С безмятежной улыбкой, тонкими морщинами, яркими глазами, безупречным маникюром – такой мы знали бабушку до того, как наступили ее последние дни. Затем дядя провел меня в сад через заднюю дверь, в саду цвели розы. Он сказал, что посадил их в день похорон, пока мы были на кладбище. И я почувствовала глубокое раскаяние за то, что прежде корила его, раскаяние за то, что взялась его судить.