Блуждающие души

Каждые вторые выходные Ань отправлялась на занятия в Совете по делам беженцев, где училась пользоваться факсом, вести бухгалтерский учет и правильно отвечать на телефонные звонки, стараясь говорить с английским акцентом и не делать ошибок. Она знала, что братья не возражают против ее частого отсутствия. Сначала Ань беспокоилась, что они не смогут позаботиться о себе или подумают, что сестра их бросает, как тогда, когда она оставила их у Ба в первый раз. «У вас есть номер Совета, если вдруг понадобится связаться со мной, ведь так? – переспрашивала она их снова и снова. – Без глупостей, пожалуйста». Но со временем Ань поняла, что братья уже достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе, и что они рады возможности свободно вздохнуть, ведь и она тоже рада этому. К ее возвращению стол был накрыт, ужин готов, часто это были остатки обеда, но все равно Ань находила что-то роскошное в том, чтобы приходить домой к тарелке с едой, разогретой для тебя кем-то другим.

– Как прошли занятия? – интересовался Минь. Ань заметила, что он радуется ее сосредоточенности на собственных делах, а не на его, и эти любезные вопросы были способом перенаправить внимание. Они так и не залечили раны от той ссоры в начале года, между ними сохранялась пропасть, а любезности были притворством, чтобы избежать новых ссор и шрамов.

– Хорошо, – отвечала Ань и рассказывала о том, чему научилась за этот день.

Два раза в неделю по вечерам занятия проходили в Академии Харриса в Стретеме. Там она садилась за маленькую деревянную парту, как будто снова очутившись в школе. Но вместо тетрадей и карандашей перед ней гордо возвышалась пишущая машинка, и на протяжении следующего часа Ань вместе с двадцатью другими женщинами упражнялась в печатании, и этот гул весь вечер звенел у нее в ушах. Как и с шитьем, поначалу ее беспокоила собственная медлительность. Долгие секунды уходили на поиск каждой клавиши, указательные пальцы зависали над машинкой, и печатание не совпадало с ритмом ее одногруппниц. Им выдавали текст, который предстояло набрать, – иногда отрывок из романа, иногда инструкцию к электроприбору, – и зачастую Ань не удавалось понять его смысл. Учительница, миссис Вулс, ходила между партами со строгим видом и смотрела не на лица учеников, а на их пальцы, и молча поправляла их, если это было нужно. К концу лета Ань могла печатать в одном темпе с другими людьми в комнате, звук ее печатания сливался с общим, пальцы больше не сводило судорогой. Несколько раз она даже замечала, как миссис Вулс одобрительно кивает в такт ее темпу, намек на улыбку скрывался в накрашенных красной помадой губах.

* * *

Ань поднялась в квартиру Биань, которую та делила с двумя женщинами с их предыдущего места работы на фабрике одежды в Хакни. Она пришла, чтобы одолжить бежевые туфли на каблуках и попрактиковаться в ходьбе под смех подруги над ее неуклюжестью. «Нужно всего лишь держать голову высоко! – наставляла Биань. – И ты научишься в два счета». Они обнялись на прощание, Биань пожелала Ань удачи на собеседовании: «Ты отлично справишься. Они будут полными дураками, если не возьмут тебя на работу». Домой Ань шла в одиночестве, кутаясь в пальто, так как дрожала то ли от холода, то ли от нервозности, то ли от того и другого одновременно.

Темнело, и пабы начали заполняться, пиво текло рекой по улицам Кэтфорда. Ань проходила мимо уличного торговца елками, и, следуя внезапному порыву, купила самое дешевое и маленькое, но тем не менее рождественское дерево. Пока она несла его домой, иголки кололи кожу и она спотыкалась на лестнице. Братья охнули, когда увидели ее на пороге квартиры 3Б.

– Настоящая? – спросил Тхань, забирая деревце у сестры. Запах хвои наполнил квартиру, и после долгого обсуждения было решено поставить елку у окна, слева от обеденного стола. Минь и Тхань отправились в ближайший магазин Армии спасения, откуда вернулись с елочными украшениями, и весь вечер наряжали дерево шарами и звездами, гирляндами и мишурой.

27

Дао

Ань начинает походить на Ма: такой же прямой нос и волнистые волосы. Тхань и Минь – настоящие взрослые, интересно, на кого из них я был бы больше похож: был бы я, как Тхань, выше отца и с прыщами по всему лицу?

Интересно, каким студентом я бы стал.

     Серьезным и прилежным, как Дук,

или смешливым и болтливым, как Тхань,

                              Или никаким, как Минь.

Я кружу повсюду, как пчела, играя в свою любимую игру – представляю себя на их месте.

          Представляю, что и я – настоящий лондонец, что я тоже жив.

Но иногда меня переполняют чувства от осознания, что этому нет конца.

Я всего лишь фантомная конечность

               того, чем могла бы стать наша семья.

Ма потребовала, чтобы я прекратил эту игру и лучше возился вместо этого с Май и Вэн. Она сказала, что нам нужно дать Ань, Тханю и Миню немного пространства; что теперь, когда они повзрослели, нам нужно перестать так сильно заботиться о них.

И добавила, что я хмурый и безумный, а в ответ я отправился бродить в одиночку.

Отправился плавать в самых глубоких уголках Кораллового моря,

                         где киты и медузы,

морские звезды и дельфины

                              окружали меня.