Прибывают полицейские и парамедики. Многие из них молоды, и им раньше никогда не приходилось видеть такой ужасающей сцены: груды обнаженных тел и исходящее от них зловоние, – позже этим работникам потребуется психотерапия. Сначала полиция сообщает, что жертвы являются гражданами Китая – конечно, ведь любой человек азиатской внешности должен быть китайцем, – из-за чего посольству Китая в Лондоне приходится выступить с заявлением: «Мы с тяжелым сердцем читаем сообщения о гибели тридцати девяти человек в английском Эссексе. Мы тесно взаимодействуем с британской полицией, чтобы прояснить и подтвердить данные сведения». Второго ноября полиция уточняет, что все жертвы на самом деле являются гражданами Вьетнама.
Проводятся вскрытия. Смерть от удушья и гипертермии. Камеры скрытого видеонаблюдения по всей Европе показывают, что грузовик проехал через Францию и в середине дня добрался до бельгийского порта Зебрюгге, погрузился на паром до Эссекса, после чего был подобран Морисом в Пурфлите. Во время пересечения моря датчик зафиксировал повышение температуры грузовика внутри контейнера до 40 °C. Облако пара, вырывающееся из прицепа, можно увидеть на камере видеонаблюдения в тот момент, когда Морис открывает дверцы. К тому времени, когда они достигли земли обетованной – Англии, все пассажиры уже были мертвы.
Внутри прицепа мигранты умирали мучительной смертью, некоторые пытались пробить крышу металлическим шестом, но им не хватало сил. Большинство были раздеты до нижнего белья. Тран Хай Лок и Нгуен Тхи Вэн, супружеская пара, оставившая своих двоих детей во Вьетнаме, держались за руки и были найдены парамедиками через несколько часов на полу все в той же позе. Некоторые пытались отправить СМС и голосовые сообщения своим семьям, но так как внутри прицепа не было сигнала, сообщения остались неотправленными.
«Может быть, умру в контейнере, больше нечем дышать, дорогая», – напечатал Фам Тхи Нгок Оань.
В 7:37 вечера Нгуен Тхо Туань записал следующее сообщение для своих родителей: «
Чуть больше года назад восемнадцатилетний Хоанг Ван Тьеп получил разрешение родителей отправиться в Великобританию со своим двоюродным братом Нгуен Ван Хунгом. Они благополучно добрались до Франции, но до них донеслись слухи о прибыльной работе в Великобритании – на конопляных фермах, в маникюрных салонах или ресторанах. Хоанг заверил своих родителей, что они приобретут VIP-пакет для путешествия и отправятся в Англию на частном автомобиле, а не в грузовом контейнере. Все, что ему было нужно, – это 10 500 фунтов стерлингов, чтобы заплатить контрабандистам, для чего родителям пришлось бы взять деньги в долг или заложить свой дом. Наконец родители Ван Тьепа поддались на уговоры.
Его отец, Хоанг Ван Лан, позже рассказывал Би-би-си: «Я не знаю, что произошло, но, должно быть, что-то изменилось в их планах или его обманули». Фам Тхи Лан, его жена, соглашается с ним: «Никто бы не решился на такое опасное путешествие».
Вначале Морис Робинсон заявил полиции, будто бы не знал, что в грузовике находились люди. «Он точно невиновен, – объясняет телеведущему близкий друг водителя. – Я вас уверяю, он не мог знать, что в прицепе были люди». Вскоре после этого Морис признался в своей осведомленности и в том, что ему пообещали 60 000 фунтов стерлингов за контрабанду людей. Его приговорили к тринадцати годам и четырем месяцам лишения свободы. Его босс, Ронан Хьюз, получил двадцать лет по тридцати девяти пунктам обвинения в непреднамеренном убийстве и сговоре с целью незаконного ввоза людей в страну.
В течение нескольких месяцев после происшествия спрос на услуги контрабандистов сохранялся, и в ответ они повышали цены, утверждая, что им приходится платить больше, чтобы гарантировать безопасный провоз.
30
Февраль 2016 – Пекхэм
Ее младшая дочь Джейн приехала из Лидса на похороны. Ба мирно скончалась во сне в доме Дука, незадолго до своего сотого дня рождения. Ум ее был острым, в памяти все еще хранились воспоминания о Вьетнаме. Она была самым близким человеком, которого Ань потеряла после своих родителей, сестер и братьев, близким не по крови, а по привязанности и пережитому опыту. На этот раз ее горе было другим, оно было глубокой скорбью, но в то же время празднованием прожитой по полной жизни. В нем не было жестокости и грубости утраты, которую она ощущала, когда потеряла свою семью. Это не была прерванная жизнь, это не была жестокая смерть.