Концепция трансгенерационной травмы заключает в себе идею о том, что травма может передаваться из поколения в поколение, что было зафиксировано у самых разных людей: потомков порабощенных, переживших войну, жертв насилия и беженцев. Само по себе событие, конечно, не может передаваться по наследству. Потомку достаются затянувшиеся симптомы. Тревожность или наркомания матери, вспышки гнева или депрессия отца. Дети, которые становятся свидетелями такого поведения, перенимают его, или же оно вызывает у них тревогу, создавая порочный круг расстройств.
На первой встрече психотерапевт поинтересовалась моей семейной биографией, и я рассказала о своей матери. Рассказала о бабушке и дедушке, о четырех младших братьях и сестрах, выловленных из моря, о войне, о пиратах и лагерях. Рассказала, что эти события постоянно вертелись в моей голове, но почти никогда не обсуждались, что на протяжении многих лет мне приходилось довольствоваться обрывками истории от родителей, дядей и двоюродных братьев. Рассказала, что иногда мама неожиданно становилась тихой и холодной, мгновенно превращаясь из близкой в отстраненную. В такие моменты она как будто боялась быть нашей матерью.
Стоило мне закончить рассказ, а психотерапевту – делать свои пометки, как она оторвалась от блокнота; ее очки сидели слишком низко на носу, выражение лица было добрым. «Ваше семейное наследие – сплошные смерти», – сказала она, и объяснила, что я отягощена этим наследством, которое мне так неохотно давали. Поскольку я не знала его в полной мере, мне пришлось додумать историю, и мое воображение устроило хаос. Я тонула в море шрамов и незаживающих ран, в призрачных видениях войны и погибших.
После нашей сессии я отправилась на прогулку по парку Рай в Пекхэме, переваривая все, что было сказано. Меня удивило чувство облегчения: я не злилась, не беспокоилась, а скорее была настроена действовать решительно. В завершение встречи терапевт посоветовала обратиться к семейному врачу за рецептом, и, вернувшись домой, я тут же записалась на прием.
«Я выпишу вам антидепрессант для лечения хронической депрессии и тревоги, – сказала доктор, как только я оказалась в ее кабинете. – Двадцать граммов эсциталопрама, пока по одной таблетке в день. Через месяц мы сможем увеличить дозу, если не будет сильных побочных эффектов».
Когда фармацевт вручила мне лекарство, я почувствовала, что начинаю всплывать со дна.
31
Февраль 2016 – Пекхэм