Блуждание во снах

Так вышло, что в этот же день, а вернее вечер, я сошлась довольно близко с горничной Павлиной. Павлина была маленькой и улыбчивой толстушкой. Она, также как и я, не любила экономку. Я пригласила девушку к себе комнату попить чайку. За чаем мы разговорились с ней о местных порядках, посплетничали и пожаловались друг дружке на ненавистную Хильду. А потом я осторожно стала расспрашивать Павлину о нашем хозяине. Но, вопреки моим опасениям, девушка не стала таиться. Она была столь словоохотливой, что выложила мне все начистоту:

– Вы думаете куда, барышня, подался наш Филиппок?

– Не знаю, – рассеянно протянула я. – Как смешно ты его зовешь…

– Это не я. Так его покойница звала. Он не любил этого прозвища. Стыдился перед прислугой. Она так называла его, когда сердилась. И презрение было в ее голосе. Ох, какое презрение. Особенно страшно она хохотала в ту, памятную ночь. Она кричала на всю усадьбу хриплым голосом: «Филиппок! Филиппок!» И смеялась, как умалишенная.

– Ты расскажи все толком, – взволнованно проговорила я.

– А что толком? Ладно, барышня, я расскажу. Поехал наш хозяин в соседнее село. Там у него живет любовница Нюрка. Знойная бабенка, вдовица. Но окромя Нюрки, у него и другие полюбовницы имеются. И завсегда были. Он еще тот ходок. Чай, не только на охоте пропадает. Он все больше по бабеночкам шастает.

– Надо же… – я старалась выглядеть невозмутимой. Но откровенный рассказ Павлины сильно расстроил меня.

– У него от этой Нюрки даже байстрюк подрастает. Такой же рыжий, как и Мишка с Кирюшкой. Одна порода. Кровь – не вода, ничем не разбавишь. Вот об этом-то байстрюке и прознала тогда покойница Ольга Николаевна. Да так осерчала, что принялась браниться. Да так громко, что и вся прислуга ту ссору слыхала. Уж она его как только не нарекала: и бабником и прохиндеем. Упрекала, что жизнь ее загубил, что деньги отцовы на содержание полюбовниц тратит… Тогда-то и хохотать она начала и Филиппком обзывать. Так долго смеялась, что послали за доктором. Он ей каких-то капель налил. Два дня она проспала. А на третьи сутки пошла и утопилась. Вытащили ее багром далеко по течению реки. Она, сердешная, на перекате за корягу зацепилась. Так и полоскало ее полтора суток. Аж, посинела вся. Страшная в гробу лежала – жуть. На синем лице черные волосы, словно у ведьмы. Мальчиков убрали с похорон, чтобы не боялись. При жизни-то Ольга Николаевна такая уж милая, да хорошенькая была. А смерть-то никого не красит.

Таким нехитрым способом я расспросила все то, что интересовали меня относительно генерала и его покойной жены.

Павлина прихлебывала чай из блюдца, а сама выбалтывала все барские секреты.

– После похорон генерал сильно затосковал. Много пил с горя, даже по кабакам шлялся. Пострелял там немного, к нам даже полиция приезжала. Мальчишек совсем забросил. Правда, приезжала его ро́дная сестра, Людмила Филипповна. Она в Москве живет. И наставляла выпивоху на путь истинный: «Что полно, мол, пить, да плакать. Вином, дескать, горю не поможешь, а у тебя меж тем сыновья растут». Генерал, вроде, послушался Людмилы Филипповны, а может и сам одумался. Но пить с тех пор перестал. Хозяйством мало-помалу занялся. Порядок пуще прежнего навел… Стал со всеми строг.

Я только качала задумчиво головой в ответ на незатейливый рассказ горничной. А она продолжала.

– И знаете, что самое страшное? – шепотом добавила она. – Беда в том, что покойница, Ольга Николаевна, никуда не исчезла из поместья.

– Как это?

– А так… Ее привидение каждую ночь на мосту появляется. Все стоит и зовет в темноте генерала: «Филиппок, Филиппок…» И смеется страшно. Уж и батюшку на тот мост приглашали. Он святой водой все окропил. С год, наверное, не видали привидение. Будто упокоилась душенька генеральши. Да вот, люди говорят, что с месяц, как снова объявилась. Ходит и ходит ночью по мосту. И волосы черные на ветру колышутся.

Как вы уже догадываетесь, генерал-майор Корытов Филипп Филиппович даже после поездки к любовнице Нюрке, не оставил своих горячих попыток по соблазнению моей скромной персоны. Только и персона моя была настолько глупа и неопытна, что не могла просчитать даже малейшие варианты этого авантюрного предприятия. Я лишь активно избегала ухаживаний, тем самым распаляя интерес ловеласа до немыслимых высот. Но не таков был генерал, чтобы отступиться. Он забрасывал меня цветами, наборами конфет, дарил персидские платки.

– Катенька, поехали со мной в город, – говорил он. – Я не знаю вашего размера, но готов самолично купить все, что только вам глянется, да на вашу стройную фигурку сядет, – уговаривал он. – Ведь гардероб у вас больно строг. Оно и понятно: вы учительница детей моих. Но с вашей красой вам не в скромных блузках надобно ходить, а в шелках, и кринолинах. Вы же – королева.