Блуждание во снах

Меня так и тянуло к окну: открыть настежь и, словно страждущий путник, наглотаться холодного воздуха. Слабая от болезни рука потянулась к створке. Окно с шумом распахнулось – будто чья-то невидимая сила толкнула его со стороны улицы. Прохладный сырой ветер охладил горячее лицо и растрепал сбившиеся волосы. Ночь подарила мне несколько пожелтевших кленовых листьев, упавших веером на белый подоконник. Я жадно всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть речку и черный мост.

«Интересно, гуляет ли теперь призрак Ольги? Упокоилась ли душа этой несчастной женщины? А если я умру, то неужели тоже буду слоняться, словно неприкаянная, по ненавистному ныне поместью? Как же она была несчастна с таким мужем…» Как только я подумала об этом, мои глаза тут же разглядели вдалеке тоненькую фигурку призрака. Чем более я вглядывалась вдаль, тем явственнее проступал облик покойницы. Она манила меня рукой, в уши вливался ее шепот: «Катя, Катя, иди ко мне. Иди в лес, к японской вишне».

Что я делала? Не знаю. Только в следующий момент я обнаружила себя уже на дороге. В одной рубашке и босиком. Позади остался господский дом и моя душная комната. Ногам было холодно, зубы стучали от страха, но я бежала на зов призрака, который был так похож на мою незабвенную княжну. Возможно, и в эти минуты я спала, ибо длинное расстояние до реки я преодолела за несколько мгновений. Я оцарапала руки о пожелтевшие, тронутые первыми заморозками кусты. Лишь только луна, снующая сквозь паутину темных облаков, освещала мне путь. Призрак бежал впереди меня, то растворяясь, то проступая столь явственно, что я могла разобрать даже черты бледного лица несчастной женщины. Мертвые губы звали за собой. Я вскарабкалась на мост. Призрак взлетел над мостом аршин на десять от поверхности. Порывы осеннего ветра трепали длинные черные волосы и полы белого, тронутого тленом, савана. Ольга-то опускалась ниже, то зависала над самой рекой, касаясь восковыми, полупрозрачными ступнями холодной воды. От поверхности реки струился белый туман, но даже сквозь него я отчетливо видела какое-то темное шевеление. Длинные бурые водоросли колыхались так, будто их кто-то тревожил с самого дна. Мало того, от реки шел странный гул, переходящий в далекое эхо, кое разбивалось далеко по течению на множество то ли женских, то ли птичьих криков. Спустя несколько мгновений она летела дальше по направлению к холму и маковому лугу. Очевидно, её путь лежал к лесу. К японской вишне.

Вы спросите, отчего я бежала за ней? И нет у меня внятного ответа. Я вела себя ровно так, как ведут люди во сне. Именно во сне мы идем до конца, по предначертанной нам дороге, не в силах изменить навязанный кем-то сюжет. Какая-то неведомая сила заставляла меня бежать вослед страшному призраку. И успокаивало лишь одно обстоятельство: как я и упоминала ранее, образ покойной Ольги Корытовой как две капли воды походил на образ княжны Грановской.

Через несколько мгновений мы миновали пожелтевший луг и холм. Призрак ступил на широкую лесную тропу. И тут я услышала лошадиное ржание. Прямо на моем пути стоял темный, крытый экипаж, запряженный тройкой тонконогих арабских вороных скакунов. Я никогда не видела таких роскошных красавцев. Их изящные крупы и бока в свете луны отливали глянцем вороньего крыла. Шелковые гривы струились почти до земли. Лошади фыркали и били копытами. На козлах сидел возница с невидимым лицом. Дверь экипажа мягко распахнулась, скрипнула деревянная ступенька и… на меня повеяло ночной фиалкой и черной розой. Из экипажа вышел не призрак. Моя незабвенная возлюбленная, княжна Раиса Грановская, сошла со ступеньки на тропу – живая, во плоти, затянутая в узкий корсет, шуршащая шелком плотного темно вишневого платья. Позади раздался протяжный стон. Я оглянулась. Белый призрак Ольги, затрепетав длинными рукавами тлеющего савана, метнулся в сторону и растворился в ветках высокого дуба.

– Ну что, meine liebe, вот мы и встретились. Я гляжу, что работа гувернанткой не пошла тебе на пользу?

– Раечка! – я бросилась к ней на шею. – Раечка, я так соскучилась!

– Разве? Мне казалось, что я не давала тебе заскучать…

– Раечка, я не понимаю, ты мне снилась или… А сейчас, это сон?

– Тсс, – княжна поднесла тоненький палец, облаченный в черную кружевную перчатку, к карминовым губам. – Садись в экипаж.

Ноги плохо слушались меня, я дрожала от лихорадки, но все-таки мне удалось подняться на высокую ступеньку. Через мгновение я сидела в экипаже. Очутившись внутри, я ахнула – стены и мягкие сидения, более похожие на роскошные диваны, были оббиты темно-синим бархатом и шелком. Вместо шляпок мелких драпировочных булавок, тут и там сияли холодные горошины речного жемчуга. Подлокотники и задние подушки также переливались узорами, сотканными из тысячи молочных, зрелых жемчужин.

– Раечка, я заболела… Дело в том, что меня бросил жених. Я опозорена и обесчещена, – всхлипнула я, разглядывая бледное и прекрасное лицо княжны.