Бог не проходит мимо

Алена вспомнила книгу святителя Николая Сербского о некой горбатой девушке по имени Юлия, которая была безобразна собой, но очень богата. И однажды к ней посватался молодой человек, но сделал он это не по любви, а дабы поправить свое материальное положение. И, когда он расплатился со своими долгами, а деньгами его щедро снабжала невеста, он бросил бедную горбатую Юлию и собрался жениться на другой. Юлия же пришла в ярость и негодование и решила застрелить своего бывшего жениха прямо в церкви во время венчания.

«Нет, это не про меня, — подумала Алена, — хотя его и надо было бы застрелить».

С этого момента она возненавидела его и себя. Рассудок ее вновь помрачился. Несмотря на жару, ее бил сильный озноб.

«Зачем Бог так поступил со мной? Почему Он это допустил? Господи! Я Тебя любила, я Тебе служила. А теперь я не хочу любить Тебя. Слышишь, Господи, или Ты глухой Бог?! Я не хочу любить Тебя. Ты несправедливый и жестокий Бог. И не желаю Тебе служить. Я забуду Тебя…»

Алена вскочила со скамейки и погрозила кулаком в небо. Там, в бледно-голубой вышине, скользили легкие быстрые стрижи, издавая характерный свист. Звуки большого города мерным гулом сливались со свистом птиц, создавая странную симфонию неба и земли. Солнечное марево плотной пеленой выстилало половину неба и слепило глаза, стрижей становилось все больше и больше.

Только Бога там не было. Там была равнодушная высота и носившиеся в ней птицы, которым не было дела до большого города, шумевшего внизу, и не было дела до девушки, грозившей в небо кулаком.

Рука Алены опустилась, глаза до слез резало от яркого света. Алена вспомнила, как когда-то в детстве, в далеком, далеком детстве, летом в деревне, бабушка сказала, что если она будет себя плохо вести, то Боженька ее накажет.

— А я его не вижу, — возразила Алена бабушке.

— Его видят только хорошие девочки, — нашлась бабушка.

Алену так поразили эти слова, что она, выйдя из дома, до боли в глазах всматривалась в небо. Но кроме стрижей, паривших в бесконечных голубых далях, она так ничего и не увидела. Она хотела увидеть Бога.

«Наверное, я плохая», — решила Алена, не смея усомниться в словах бабушки.

Потом Алена спросила у мамы, видит ли она Бога. Мама сказала, что Бога никто не видит, потому что Его выдумали люди. В древности они боялись грозы и других природных явлений, поэтому и вынуждены были Его придумать.

— Почему же бабушка говорит, что Он есть?

— Потому что бабушка старенькая, а многие старые люди в Него верят, — ответила мама.

— А почему именно старые в Него верят? — не унималась Алена.

— Потому что раньше всех воспитывали в вере в Бога. Раньше наука не была развита, и люди верили в Бога.

Больше Алена не спрашивала свою маму о Боге и не верила бабушке, потому что она старенькая, а старые люди часто верят в Бога от старости.

Алена прошла по Варварке, мимо храма Василия Блаженного и оказалась у Большого Каменного моста. Она знала, что хочет сделать, но у самого моста остановилась в нерешительности. С минуту постояв, повернула было назад. Прохожих не было. Непривычно пустынно, только кучка пестрых туристов фотографировались вдали у Васильевского спуска.

Тихий вечер и мерный гул вечного города. Неугомонные стрижи все еще парили в порозовевшем от наступившего заката небе. Алена их возненавидела — наверное, за их любовь к жизни и близость к небу. Зной постепенно отступал, от раскаленного за день асфальта поднимались струи теплого, пропахшего городом воздуха.

«Делай, что делаешь!» — услышала Алена вкрадчивый голос позади себя и вздрогнула от неожиданности, но поблизости никого не было.

Она хотела уйти, ей казалось, что мост ожил и разговаривает с ней, обдавая ее своим тяжелым дыханием.

«Сделай, что задумала!» — повторилось более настойчиво.

Мост, словно магнит, тянул ее к себе. Алена уже не в силах была сопротивляться этому настойчивому зову.

«Выйду на середину, нагнусь — и все. Это не страшно. Это высоко, удар о воду будет достаточно сильным, чтобы мгновенно потерять сознание и утонуть».

Алена не заметила, как оказалась на середине моста. Она стояла, перегнувшись через чугунные перила, глядя в мутную воду Москвы-реки. Дыхание сдавило болью. Зажмурилась. Еще одно движение… где-то внизу послышались звуки парохода и музыка.

«Надо переждать, пусть он проплывет».

Музыка нарастала, вскоре показался нос парохода. На палубе шумно веселились, смеялись и танцевали нарядные люди, динамики истошно вопили: «На пароходе музыка играет, а я стою, стою на берегу-у».

Судно плавно удалилось, оставив после себя несколько пустых бутылок, мерно покачивавшихся на встревоженных волнах. Вновь воцарилась тишина.

«Ну же, ну, смелее», — повторил знакомый цепкий голос.

«Надо написать записку».

Алена трясущимися руками достала из сумочки ручку, вырвала из записной книжки листок и неровно нацарапала: «В смерти моей прошу винить Андрея Подольского».