Боги и гиганты

Осенью 1877 года Хуманн узнал, что бывший служащий железной дороги в Айдыне хочет продать прекрасную коллекцию: тридцать вещей из мрамора — рельефы, бюсты, надгробные камни. Все эти предметы происходят из Эфеса, древнего карийского города, который греки населяли уже за тысячу лет до рождения Христа и который еще долго после рождения Христа считался одним из крупнейших городов мира. Здесь находилось одно из семи чудес света — храм Артемиды. Часть этих предметов имеет большую художественную ценность, и все вместе они должны стоить примерно пятьдесят фунтов. Частный коллекционер только за два экземпляра предлагал шестнадцать фунтов, к ним приценивался также богатый грек из Смирны, который носил поэтическое имя Гомер. Хуманн сообщает об этом Курциусу, к которому он значительно охладел за последние годы и которого называет теперь «многоуважаемый господин профессор»: «Если хотите рискнуть на эту сумму, то я охотно помог бы приобрести коллекцию. При этом Вы ничего не теряете, два или три изысканных предмета полностью покроют все расходы. Все вещи подлинные, и, предлагая их, я надеюсь оказать музею большую услугу».

Нуждается ли музей в его услугах? Кажется, Хуманн сам в это уже не верит, потому что, вопреки своему обыкновению, он не добавляет к письму ни зарисовок — по крайней мере, наиболее ценных вещей, — ни хотя бы детального их описания. Тридцать мраморных предметов из Эфеса за пятьдесят фунтов. Баста. И все. Как будто хозяин дал своей собаке миску с костями и сказал: «Будешь ты жрать их или нет, мне все равно. У тебя своя голова на плечах, и я знаю по нашей долгой совместной жизни, что уговорами здесь не поможешь».

Нуждается ли в них музей? Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo?[36]

И нельзя ли великого, теперь уже дважды олимпийца Эрнста Курциуса снова склонить на свою сторону?

И можно, и нельзя. Курциус отвечает. Во-первых, последние присланные из Эфеса свинцовые весы и маленькие фигурки — явная подделка. Во-вторых, письмо Хуманна он направил новому директору отдела скульптуры, господину профессору доктору Александру Конце. Такого ответа Хуманн, пожалуй, и ждал, потому что Конце теперь стал единственным человеком, решающим вопросы приобретения скульптуры и выполняющим намерения берлинских музеев в этой области.

Но кто же такой Александр Конце? Насколько знает Хуманн, он родился в Ганновере, на восемь лет раньше его, профессор археологии в Вене и, наверное, белая ворона среди своих коллег, потому что связан со Шлиманом и оба весьма уважают друг друга, хотя мнения их по некоторым отдельным вопросам и расходятся. Конце, и это самая большая его заслуга, первый из немецких профессоров расширил понятие археологии, которую прежде связывали лишь с чистым искусством. Свою точку зрения он обосновал в книге «Путешествие по островам Фракийского моря», а также тем, что в 1873 и в 1875 годах раскопал таинственное святилище на острове Самофракии — первое крупное сооружение, которое раскапывалось по определенной системе (если, конечно, не считать троянские стены Шлимана).

Конце подтвердил тем самым мысль Шлимана об исторической (а не только эстетической) задаче археологии, и Хуманн уже давно с уважением и одобрением следил за ним.

Но почему Конце оказался уже не в Вене, а в Берлине? Этого Хуманн не может знать, так как он не читает «Прусский ежегодник», а все события происходили при закрытых дверях.