Действительно, дело пошло полным ходом. 3 мая Конце посылает из Вероны обширный меморандум министру просвещения Фальку, в котором исследование развалин храма Афины уже передвигается на второе место. Расходы калькулируют из расчета 25 дней и 20 рабочих, в общей сумме 800 марок — следовательно, полторы марки в день на человека; на сторожей — около 100 марок, на инструменты — около 500, на путевые расходы для поездок из Смирны в Пергам — около 100, на аренду дома и тому подобное — 200, на непредвиденные расходы — около 300. Следовательно, всего 2 тысячи марок. А Хуманну? Зарабатывать на этом деле он не хочет, но и не должен ничего добавлять от себя, а ему потребуется на этот срок тысяча марок. Следовательно, соглашаться надо было на сумму 3 тысячи марок. Министр передает меморандум Конце советнику Шёие, докладывавшему этот вопрос, с резолюцией «Cito! Citissime!»[39]
, и уже 9 мая Фальк может передать проект Шёпе князю Бисмарку и наследному принцу. Одновременно он сообщает Конце о принципиальном одобрении пергамского проекта. Лицензию, однако, следует выписать на имя нового консула в Смирне, Теттенборна, потому что неясно, сколько времени Хуманн будет занят на раскопках. Цель предварительного исследования: поиски других обломков рельефа и попытка определить их первоначальное расположение по отношению друг к другу.В это время Хуманн уже отправился в Константинополь, чтобы со своей стороны наладить кое-какие связи и поддержать Конце. В посольстве он встречает переводчика доктора Шрёдера и с удивлением узнает, что тот уже полностью в курсе дела. Он читает документы, которые три года назад были заведены Гиршфельдом, когда он загорелся идеей раскопок. Самые важные предварительные переговоры, таким образом, уже проведены.
— Я вас хочу познакомить с послом, — говорит Шрёдер. — Принц Рейс в свое время очень сожалел, что ваш план не был реализован. Между памп говоря, его светлость в древностях, скорее всего, разбирается слабо, но ему досадно, что британский и французский послы покровительствуют раскопкам, а он нет — ведь Троя, по существу, частное дело Шлимана, который не хочет вступать с нами в контакт.
Действительно, принц Генрих VII Рейс весьма заинтересовался Пергамом и обещал свою помощь. Если министерство просвещения и вероисповеданий будет чинить какие-либо препятствия, то он сумеет пустить в ход свои связи, которые тянутся вплоть до Бисмарка, а через его жену — и до императрицы.
В Берлине никто не выступает против первого предложения Конце. Все очень рады, что дело выиграли для Берлина. Прошения быстро и беспрепятственно оформляются также еще и потому, что раскопки в Олимпии не находят большого отклика. Кроме чести они почти ничего не дали, а эта честь стоит больших затрат, по крайней мере, полмиллиона. А несмотря на французские миллиарды, в Берлине чтили старую заслуженную прусскую бережливость, особенно в затратах на культуру, потому что они чаще всего не окупаются. Конце же уже сейчас мог обещать, что одна треть найденных древностей, а по всей вероятности, и все две трети обогатят берлинские музеи. Таким образом, дорога для него была открыта, и принцу Рейсу даже не пришлось использовать свои связи, по крайней мере за кулисами.
Дела идут своим чередом. Почти каждый день Александр Конце подолгу простаивает в своем музее перед пергамскими плитами, которые очаровывают его вес больше и больше. Он объясняет коллегам и студентам, что плиты эти ведут свое начало от не совсем привычного и знакомого, но великого искусства эллинизма. До сего времени нам было известно лишь несколько отдельных скульптур, относящихся к эллинизму, например фигура галла. Но, к сожалению, мы не имеем никакого представления об этом рельефе, гигантском уже по своим размерам, который, очевидно, продолжает великие традиции фриза Парфенона и рельефов всех других храмов классического и доклассичсского времени.
Как выглядел этот рельеф в своем законченном виде? Кто мог быть его автором? Каково было его содержание? Борьба, победа, смерть — все это так, но этим сказано еще довольно мало. Нет ли в античной литературе какого-нибудь замечания, позволяющего напасть на след рельефа? Десятки, сотни художественных произведений древности, которые навеки исчезли, в настоящее время все-таки известны по описаниям или хотя бы отдельным упоминаниям античных авторов, причем не только таких знаменитых, как Павсаиий и Плиний, но также почти неизвестных или малоизвестных. Насколько можно судить по обломкам рельефов, все произведение должно было быть огромным — и именно это не могло не побудить кого-либо из авторов написать о нем, хотя бы кратко. Не может быть, чтобы нигде не было ни единого упоминания. Надо искать. В описаниях путешествий, например. Или в антологиях. Или в рассказах о семи чудесах света. Было бы вовсе не удивительно, если бы какой-нибудь автор посчитал это гигантское художественное произведение за одно из чудес света.