Подросшие змеи в благодарность проскользнули как-то ночью в его покои, когда он спал, и, вылизав ему уши, наделили способностью понимать языки всех животных. Наутро Меламп, к собственному изумлению, разобрал, о чем щебетали друг с другом птицы за его окном. А потом весь день до вечера он подслушивал невольно разговоры других животных, обсуждавших то, о чем люди даже не подозревали: где находятся разные потерянные вещи, к чему дергается у человека какая-то часть тела и почему у тех или иных людей возникают те или иные болезни.
Дар, полученный от змей, Меламп обратил на помощь людям. Так, ему удалось спасти себя и еще несколько человек, подслушав беседу двух жуков-древоточцев, из которой следовало, что они вот-вот прогрызут балку насквозь и тогда крыша обрушится. В последний момент Меламп успел вывести наружу почти всех, кроме одного недоверчивого упрямца, который остался в доме и погиб, придавленный рухнувшей кровлей.
Со временем Меламп научился и другим полезным умениям, что-то перенимая у животных, что-то у других прорицателей, что-то у богов. Так он освоил и ряд приемов, помогающих лечить помешательство, которое насылали боги. Благодаря этой способности он добыл жену себе и своему брату Бианту.
В то время Тиринфом правил Пройт. У него было три дочери, одна другой краше, и каждая помимо красоты блистала умением прясть и ткать. Удача баловала всех трех.
Но избалованные Удачей девушки начали задирать нос. Потом эта заносчивость переросла в спесь, а спесь в высокомерие. Они презирали всех и вся. Однажды, расстегнув золотые пряжки, скрепляющие хитоны на плечах, они спустили верхнюю часть своих одеяний до талии и, выставив напоказ белые груди, устроили непристойные пляски перед храмом Геры. Статуя богини потрясенно смотрела на них с фронтона – и так же потрясенно смотрела сама Гера.
Богине уже случалось обрушивать свой гнев на других так или иначе оскорблявших ее девушек, лишая их надежды выйти замуж. В ее власти как покровительницы брака было исполнить или загубить на корню желание девушки обрести мужа. Но поступок дочерей Пройта был настолько чудовищным, что оставить их в старых девах было мало – требовалось наказание посуровее. Гера погрузилась в раздумья, и вскоре ее губы тронула едва заметная улыбка.
– Если считают, что им не пристало радовать меня, как подобает девицам, пусть потешат, как другие любимые мной создания, – провозгласила она и навлекла на них страшное безумие.
Девушки тотчас выбежали из дворца и помчались на отцовские пастбища. Там они пали на четвереньки и, широко разевая прелестные ротики, принялись щипать траву. Когда на пастбище явился их озадаченный отец, они подняли головы и, не переставая жевать, посмотрели на него бессмысленным коровьим взглядом. Он помахал перед ними рукой, надеясь снять это временное (боги, пусть будет временное!) помрачение, но они только мычали и продолжали пастись. Пройт с ужасом понял, что дочери считают себя тёлками.
Впервые за долгие столетия Гера придумала для смертных новое наказание. Другие боги превращали людей в животных, меняя их облик, и это было довольно жестоко: несчастные были вынуждены, душой и сердцем оставаясь человеком, жить среди зверей и перенимать их повадки. Гера же изменила сознание девушек, не тронув тела, и тем самым выставила их на бесконечное посмешище перед народом Пройта. Три царевны, щиплющие травку на лугу, – разве такое забудешь? Кроме того, рассудила Гера, если когда-нибудь она смилостивится и освободит их от заклятья, вряд ли вместе с разумом к ним вернется прежняя спесь – ведь они будут помнить, как нелепо выглядели, возомнив себя коровами.
Пока же, несмотря на все мольбы Пройта, никто из тиринфян не мог излечить его дочерей. А дело принимало совсем скверный оборот. Спустя несколько недель на пастбище их шелковые хитоны превратились в лохмотья. Девушки вертели голыми задами, размахивая воображаемыми хвостами в попытке отогнать отнюдь не воображаемых слепней, которые атаковали нежную плоть. Питаясь одной травой, совершенно не предназначенной для человеческого желудка, они исхудали и отвратительно смердели; блестящие густые волосы поредели, сияющая кожа запаршивела. Жалкие тени бывших невиданных красавиц, они дрожали на холодном ветру, возвещавшем приближение зимы, но все равно упорно бродили по лугу, отказываясь укрыться в отцовском хлеву.
Не зная, что еще придумать, Пройт позвал Мелампа и предложил ему треть царства и любую из дочерей в жены, если ему удастся их вылечить. Меламп мялся и отнекивался. Тогда Пройт в отчаянии пообещал еще треть царства и жену брату Мелампа, Бианту.