Жалко было расставаться со многими – с тем же Даргомыслом, с Нежилой и прочими, кои не просто являлись людьми от заболотского боярина зависимыми, но – друзьями, а расставаться с друзьями всегда тяжело.
Павел все же послал в Заболотье Неждана, с ним явился Провор и еще дюжина парней-дружинников, обученных оружному бою и не захотевших покидать своего господина. От другого-то чего ждать? Неизвестно, вот то-то, а у боярина Павла всегда можно было рассчитывать на поддержку.
Стегнув коня, Павел нагнал сани с Полинкою и Демьянкой – юного тиуна уже успели подвергнуть пытке, приходилось отлеживаться в дороге. Демьянке по прозвищу Умник уже исполнилось шестнадцать лет, правда, выглядел он моложе. Худенький, с копной светлых волос и большими карими глазами, юноша чем-то напоминал монаха пустынника, скромного и всегда немного грустного – в последнее-то время особенно веселиться поводов не было: девушку, которая парню нравилось, по осени выдали замуж… Такие на дворе времена – молодых никто не спрашивал, как родители решили – так тому и быть, никто не противился – как? Сбежать? А где да кому нужны-то? Хорошо хоть сейчас – Ирчембе понадобились, а вообще-то беглецов не зря изгоями звали. Никто и звать никак! Некому заступиться, защитить, помочь, всяк норовит обидеть… не-ет, никак не проживешь в одиночку, до прав личности еще ой как далеко!
– Интересно, где нас князь искать будет? – завидев мужа, Полинка повернула голову.
– А черт его знает, – Павел прищурился от искрящегося на солнце снега. – Да и надо ль ему искать? Какая ему разница – мертвые мы или беглые? Всем же ясно – раз в бега подались, значит – виноваты и веры нам никакой нет.
– То так, – согласно кивнула боярышня. – Вотчину бросили – жалко. Хоть и понимаю, что надобно уезжать, что здесь нам жизни не будет, а все же жалко – сколько прожито-то.
– И мне жалко, – тихо признался Ремезов. – Только что уж теперь горевать? От смертушки упаслись – о том Господа благодарить надо.
Боярин быстро перекрестился, а следом за ним и юная его супружница, и ехавший с нею в одних санях Демьянко-тиун.
– Ну, что, Демьян, легче?
– Твоими милостями, господин. Спина-то болит, но не так уже.
Ремезов покивал, посмотрел из-под приложенной ко лбу руки в снежно-лесную даль, залитую золотым солнцем. Странно Демьянку пытали – о боярине немного выспрашивали, все больше – о вотчине, о землице – где да как какое поле родит, где озимые да пастбища, сколько скота да птицы? Явно определенного рода интерес вырисовывался – кто-то хозяином захотел стать на чужой землице. Телятникову вот не удалось, тогда… братья? А больше интриговать вроде как бы и некому, хотя… кто знает?
– Какое облако красивое! – приподнялся в санях Демьянко. – Вон, плывет. Круглое, большое, как шар. А помнишь, господине. Мы его в вотчине еще хотели сладить? Сшить из коровьих шкур да надуть дымом…
– Я вот вам сладила бы! – обернувшись, Полинка погрозила тиуну пальцем. – Полететь-то вы б полетели бы – дым-то горячий вверх вздымается, к небу – да ведь навернулись бы потом, костей не собрали бы.
Павел захохотал:
– А ведь не собрали бы, точно. Да и для шара, милые мои, коровьи-то шкуры тяжеловаты… Из шелка бы сшить – иное дело.
– Из шелка? – ахнули Демьян с Полиной. – Это ж сколько ж он стоить-то будет? Поди, как стадо коров?
– Больше!
– Да уж, – покачал головою Ремезов. – Дорогой шарик вышел бы, да полезный. Помните, я рассказывал, как из римской темницы сбежал?
– Так то на крыльях, – юноша прикрыл глаза от слепящего весеннего солнца. – Все ж не пойму, господине – ты ж говорил, крылья твердые сладил. И ими совсем не махал?
– Не махал, – Павел улыбнулся, вспомнив, как с год назад – нет, даже меньше – лихо сбежал из замка Святого Ангела с помощью импровизированного дельтаплана. Здорово тогда все вышло – и с дельтапланом, и с восходящими потоками воздуха…
– Да ведь и птицы же иногда парят, крылами не машут, – снова вмешалась в беседу боярышня. – Но ведь летят же.
– Умная ты у меня, – умилился боярин.
Полинка хмыкнула:
– Да уж, чай, не дура! Сегодня в шатер к нам Ирчембе зайдет, половецкому языку обещал научить – хоть что-то знать будем.
– Так там, куда мы едем, половцев вроде нет, – удивился Демьянко.
– Ага, нет, – боярышня повела плечиком, закутанным в теплую шаль, накинутую поверх длинного – в талию – тулупчика. – Что же тогда угры тамошнюю дорогу куманским шляхом прозвали. Ирчембе говорил, угры половцев куманами прозывают…
– А сами себя половцы – кипчаками кличут, – все же вставил юный тиун. – И в татарах по-ихнему все говорят… ну, многие.
– Много ты про татар знаешь.
– Ну, от торговых гостей же слышал кое-что.
Чуть помолчав, Ремезов посмотрел в небо и принялся тихо напевать:
– Полина, Полина, Полина… Малина, малина, малина…
Поддразнивал так супругу, знал – той нравится. Пел-пел, да вдруг задумался невзначай. Полина – имечко-то вроде бы редкое, римское, для тринадцатого века Руси никак не характерное.
– Слышь, милая, все тебя спросить хочу – отчего у тебя имя такое?
Полинка улыбнулась: