Боярин

– Не, не, – неожиданно запротестовал купец, – не надо никого больше, там двор-то маленький, а знакомец мой чужих людей не любит.

– И что же, прогонит он любопытного отрока?

– Ну, разве ж только отрока, – Григорий, наконец, сдался. – Пусть будет, ладно.

– Да я быстро за ним схожу.

Ремезов отсутствовал минут пять, а когда появился вместе уже несколько отлежавшимся после княжеской экзекуции Демьянкой, торговец обрадованно потер руки:

– Ну, инда это… пошли.

Небольшая усадьба, где проживал «изобретатель», располагалась не особо-то и близко к постоялому двору, хотя и не так далеко – да здесь все было рядом. Насчитывающее примерно тысячи полторы жителей селение за отсутствием стен именовалось не городом, а просто «рядком», сиречь – торговым местом. Вовсе не порывая с сельским хозяйством, население занималось торговлей, ремеслом и всякого рода промыслами, из которых главным являлось бортничество – Богуслаевский рядок (так именовалось селище) изрядно пропах медом. Кто такой Богуслай, и почему в честь него назвали рядок, заболотский боярин, занятый гораздо более важными мыслями, к слову сказать, не интересовался вовсе.

Залитые ярким светом луны улицы казались пустынными, да и кому было нужно шататься ночью? Разве что припозднившимся пьяницам, «питухам», пробиравшимся по домам из захудалой корчмы. Целая группа таких – человек с полдюжины – как раз и обнаружилась позади путников: шатались, ругались и даже пытались петь.

– Ай, бер-реги мен мам-маняа-а-а, не то до кр-реста пр-ропьюсь!

Хорошая, верно, песня, веселая.

Впрочем, купчине она почему-то такой не показалась, и вся компания вслед за своим провожатым резко прибавила шагу.

Кроме огороженных плетнями изб, в селении имелось аж целых три церкви, все деревянные и, судя по виду, выстроенные совсем недавно. Мимо одной такой церкви как раз путники и прошли – в подворотнях лаяли псы, впереди, указывая путь, уверенно шагал Григорий, через пару кварталов свернувший налево, в какой-то узкий, сильно пахнущий навозом проулок. Пьяницы отстали и кричали где-то там, на углу.

– Вона, – провожатый кивнул на приоткрывшиеся – словно его тут и дожидались – воротца. – Пришли.

За высоким плетнем явно горел костер… нет, факелы – их держали в руках двое дюжих молодцов, нисколечко не напоминавших создателей летательных аппаратов, еще парочка таких же неулыбчивых ребятишек маячила по обеим сторонам от ворот и особого гостеприимства не проявляла. Мало того! Как только путники вошли во двор, эти двое, не говоря ни слова, тотчас же набросились на Павла с ножами…

Впрочем, боярин явно ожидал чего-то подобного, вмиг вытащив меч, у Демьянки же заиграл в руках кистень, пользоваться которым не так давно обучил парня Окулко. И научил здорово – один из нападавших сразу и повалился с разбитой башкой, второй же, опасливо отскочив, позвал на помощь факельщиков. Бросив ненужные факелы – в принципе, вполне и луны хватало, верно ведь, главное-то было – поначалу узнать, кого резать – бравые ребятушки с завидной ловкостью замахали дубинками.

Одного Ремезов успел достать мечом – парень, вскрикнув, схватился за руку, другой просто метнул свою дубинищу, да вовремя заметивший угрозу Демьян отскочил в сторону, предостерегающе покручивая кистенем.

Оп-па! Опытный воин Павел краем глаз заметил неясную, рванувшуюся из избы тень, принявшуюся натягивать лук… И получившую в лоб прилетевшей откуда-то с улицы палкой!

Тотчас же из-за плетня послышались крики:

– Мы не опоздали, боярин?

– Да нет, – Ремезов с удовлетворением глянул на возникших в воротах воинов – Микифора, Митоху, Окулку-ката и прочих – и коротко приказал хватать всех.

Завидев такое дело, лиходеи немедленно бросились врассыпную, и поймать их оказалось делом проблематичным – людишки, похоже, оказались местными и, хорошо зная селение, просто растворились в ночи, так что и не сыщешь.

Да и не особо-то нужно было искать – один, с пробитой башкой, так и не смог далеко уйти, а вот Григорий все же сбежал, сволочь.

– Ну? – сдвинув брови, Павел со всей возможной суровостью глянул на раненого оглоеда, и тот счел за лучшее не запираться.

– Человеце один, вольным слугой сказывался, нас вчера в Никодимовой корчме нанял, спросил, нет ли у кого на примете подходящего укромного дворика, да сказал, надобно, мол, прибить того, кого он туда приведет.

– И все? – недоверчиво переспросил боярин.

– Все, господине, вот те крест! – детинушка истово перекрестился на видневшуюся в лунном свете церковную маковку. – Посулил по две деньги кажному, по одной заплатил даже.

– И вы, конечно же, с радостью согласились.

– А чего ж? Дело-то нехитрое… да и чужие вы.

Все правильно, все логично – средние века! Своих-то не жалко, а уж что говорить о чужих! Чужак – он вроде как и не человек вовсе.

– Вот что, – Ремезов задумчиво потеребил бородку. – Ежели до завтрашнего утра нанимателя вашего сыщете да на постоялый двор Миколы Терентьича приведете – получите золотой, Христом-Богом клянусь!

Услыхав такое, раненый сразу оживился:

– Да мы спробуем, господине! Может, и сыщем… Нам-то все равно – ведь и тот тоже чужак.