Боярин

Оранжево-золотистое солнце садилось над заснеженным дальним лесом, над синими холмами и долинами самых невероятных импрессионистических цветов; словно на картинах Клода Моне или Писсарро, снег жил какой-то своей непостижимой для путников жизнью, переливался, блестел, играл всеми оттенками оранжевого, желтого и – из-за глубоких теней – густо-синего, а там, где рос ельник – и насыщенно изумрудно-зеленого.

Золотистый свет солнца вскоре перешел в ярко-алый, и столь же багрово-красным сделался снег, и это уже были не Моне и Писсарро, а самый настоящий Матисс или Вламинк, «фовисты», «дикие»…

– Ты что там увидел, милый?

Павел обернулся к саням:

– Какой дикий закат, правда?

– Нет, он вовсе не дикий, – рассмеялась Полинка. – Он радостный, светлый. Завтра будет хороший день.

– Ирчембе сказал, мы в каком-то селенье сегодня ночуем, – вспомнил молодой человек. – В избе, не в шатре или кибитке.

– Они свои вежи гэрами называют.

– Все равно в избе-то куда приятнее. Тем более холодает уже. Не замерзла?

– Да нет, у меня ж тулупчик теплый.

Селенье, где расположилась на ночлег часть ведомой Ирчембе-огланом рати (остальные по привычке заночевали в юртах), оказалось довольно большим, многолюдным и, похоже, что имевшим какие-то привилегии от монголов – имелся выстроенный по-ордынски, с внутренними дымоходами-канами, центральный постоялый двор, он же – конная и почтовая станция, «ям», этакий большой придорожный мотель со всеми мыслимыми в то время удобствами для путешественников и торговцев, включая просторную конюшню для лошадей, удобные «гостевые» хоромы и, конечно же – баню, которую начали топить сразу же по приезду постояльцев.

Надо сказать, татары вели себя на редкость прилично – ни на кого не нападали, не грабили, за все честно платили…

Еще бы! Хозяином-то был крещеный в православие татарин, громко именовавший себя Миколой Терентьевичем и имевший золотую ханскую пайзцу, вывешенную на всеобщее обозрение на «рецепшене», то есть – в харчевне, связанной с гостевыми избами многочисленными крытыми переходами и галерейками.

Высокий, плечистый и, по-видимому, сильный, хозяин постоялого двора выглядел, как настоящий степной князь, нойон, вдруг вздумавший бросить свое кочевье и заняться гостиничным бизнесом. Алый, с золотыми пуговицами, кафтан, из-под которого выглядывала желтая вышитая рубаха, зеленые сафьяновые сапожки, жемчужная серьга в ухе, кушак… ах, какой кушак! Все гламурные московские модники обзавидовались бы такому кушаку, а некоторые особенно нервные и утонченные особи и удавились бы с зависти! Бирюзовый, шелковый, расшитый золотыми китайскими драконами, пояс сей, несомненно, стоил целое состояние и еще больше подчеркивал социальное положение хозяина постоялого двора или «ям-баши», если по-татарски… то есть – по-булгарски или по-кипчакси… По-тюркски – вот как!

Хватанув стопку медовухи, Павел улыбнулся и подмигнул своим ближайшим соратникам – Окулке, Митохе, Микифору:

– Ну, что, выпьем сегодня, парни?! После баньки-то – милое дело, эх! А налей-ка, Микола Терентьевич, а?

Покатилась по столу серебряная монета, кабатчик… нет, ям-баши!.. улыбнулся, мигом послал слугу… оп – и нет денежки! Зато есть глиняные огромные кружки, кувшин с медовухой, а другой – с брагою, а третий – с пивом, а четвертый… да бог знает он с чем, все же есть чего выпить и чем закусить – много ли русскому человеку надо? Жаренная на углях баранина, заливной говяжий язык, студень нескольких видов, ячневая – с шалфеем и медом – каша, гречишные блины, квашеная капуста, рыбники, уха стерляжья, уха налимья, уха сомовая, уха…

Эх, отдышаться бы…

Выйдя на улицу, Павел вдохнул полной грудью, взглянул на заполненное сверкающими звездами небо, на пухлую луну… Черт! Обещал ведь супружнице рыбник. С чем она просила-то? Сомовик? Нет, с вязигою.

– Господин, не помешаю? – вышел из харчевни приятного вида мужчина, чернобородый, в зеленом кафтане доброго немецкого сукна, подпоясанном кожаным поясом с привешенным кошелем-калитою и небольшим кинжальчиком в красивых недешевых ножнах.

– Да нет, не помешаете, чего ж.

– Я Григорий Заславец, торговый гость.

– Меня Павлом кличут.

– Славное имя… Эх, луна-то какая. Круглая! – новый знакомец восторженно покачал головой и продолжил: – У меня тут знакомец есть, так он такой же вот круглый шар из юфтевой тонкой кожи сшил, надул дымом… Сегодня вот собрался полететь, ночью, днем-то побаивается – мало ли. Что скажут? А ночью, почитай, весь крещеный люд спит, а кто не спит, так скажет – померещилось.

Боярин пожал плечами:

– Что ж, логично.

– Я вот собираюсь пойти да посмотреть на такое чудо, – неожиданно похвастал купец. – Хотите со мной? Тут недалече совсем, рядом.

– Ну, если только рядом… – Ремезов явно заинтересовался местным Монгольфье, и в самом деле, неплохо было б взглянуть, что там за шарик?

– Совсем-совсем рядом, – настойчиво убеждал собеседник. – Очень недалеко.

Павел махнул рукой:

– Ну, тогда ладно, сходим. Только я еще с собой кой-кого возьму…