Большая грудь, широкий зад

– Посмотрим издали, ближе будем только отвлекать его.

Солнце поднялось уже на высоту пары бамбуковых шестов, когда два грузовика с солдатами осторожно переползли по мосту через Цзяолунхэ и через прорыв в дамбе. Солдаты были в касках, с автоматами, сосредоточенные, будто перед решающим сражением. Подъехав к западному краю возвышения, грузовики остановились, солдаты попарно спрыгнули и тут же выстроились плотным коридором. Затем два солдата, вылезшие из кабины водителя, открыли задний борт, и еще один выпихнул оттуда Сыма Ку – рослого, в сверкающих наручниках. Он споткнулся и упал, но его тут же подняли несколько – видимо, специально отобранных – бойцов, высоченных верзил. Сыма Ку брел вместе с ними, еле переставляя распухшие, в крови и гное ноги, и от его следов разносилось зловоние. Его довели до навеса и затащили на возвышение. По словам жителей других деревень, никогда не видевших Сыма Ку, они представляли его ужасным существом – получеловеком-полузверем с зеленым лицом и торчащими клыками, а теперь, увидев настоящего Сыма Ку, невольно испытали разочарование. Вовсе ничего свирепого не было в этом побритом наголо высоком мужчине средних лет с большими печальными глазами. Он казался бесхитростным и прямолинейным, и все засомневались, того ли, кого надо, схватили органы.

Судебное заседание много времени не заняло. Судья огласил совершенные Сыма Ку преступления и зачитал смертный приговор. Солдаты спихнули его с возвышения. Какое-то время их было не видно из-за навеса, но вскоре они появились с восточной стороны. Сыма Ку шел пошатываясь, державшие его за руки солдаты сбивались с ноги. Около печально известного пруда, где погиб уже не один человек, они остановились. Сыма Ку повернулся лицом к дамбе. Может, он заметил нас, а может, и нет.

– Отец! – громко выкрикнул Сыма Лян, но матушка тут же закрыла ему рот ладонью.

– Лян, будь хорошим мальчиком, – шепнула она ему на ухо, – не скандаль и не шуми. Бабушка понимает, что тебе тяжело, но главное сейчас – не бередить отцу душу. Пусть без забот выполнит последнее, что ему осталось.

От матушкиных слов, как от волшебного заклинания, Сыма Лян из взбешенной собачонки мгновенно превратился в послушного ягненка.

Два здоровенных солдата грубо схватили Сыма Ку за плечи и с силой развернули вполоборота, лицом к пруду. Собиравшаяся в нем лет тридцать дождевая вода походила на лимонное масло, и его поверхность отразила осунувшееся лицо и свежие порезы на щеках. Он стоял спиной к расстрельной команде, лицом к воде, и перед ним всплыли бесчисленные женские образы, он ощутил запах этих женщин. Его вдруг охватила слабость, и душевное спокойствие смел клокочущий вал чувств. Он упрямо развернулся, и его зычный рев заставил вздрогнуть и начальника юротдела уездного управления госбезопасности, который прибыл проследить за исполнением приговора, и профессиональных стрелков, которые убивали не моргнув глазом:

– Не позволю стрелять мне в спину!

Глядя в каменные лица палачей, он ощущал горячую волну боли в порезах на щеках. Сыма Ку всегда следил за своим внешним видом и страшно расстроился, вспомнив вчерашнее.

Когда судебный исполнитель вручил ему приговор, он принял его с радостью. На вопрос, есть ли какие-нибудь просьбы, он погладил щетину на подбородке:

– Надеюсь, можно пригласить брадобрея, чтобы помог мне привести себя в порядок.

Исполнитель пообещал доложить начальству.

Брадобрей с небольшим деревянным чемоданчиком в руках вошел в камеру смертника с опаской. Кое-как побрив Сыма Ку голову, он приступил к бороде. Когда полдела было уже позади, он поранил ему бритвой щеку, оставив глубокий порез. Сыма Ку взвыл, да так, что брадобрей с перепугу выскочил за дверь и спрятался за двух вооруженных охранников.

– У этого парня волосы пожестче свиной щетины будут, – оправдывался он, демонстрируя им треснувшее лезвие бритвы. – Бритва и та не выдерживает. А борода еще жестче, просто щетка из проволоки. К тому же он все время ци136

на нее собирает.

Он сложил свои принадлежности и вознамерился уйти.

– Ты что, сукин сын, хочешь, чтобы я появился перед земляками побритый наполовину?! – гаркнул Сыма Ку.

– У тебя бородища и так жестче некуда, – парировал брадобрей, – а ты еще и ци на нее собираешь.

Сыма Ку не знал, смеяться ему или плакать.

– Паршивец ты этакий! Ведь это все равно что плыть по реке и винить птиц, будто они речную траву развели. Я и знать не знаю, как это – ци собирать.

– А что ты тогда бормочешь? – нашелся брадобрей. – Я ведь слышу, не глухой.

– Ну и паскуда ты! – взорвался Сыма Ку. – Это v меня от боли дыхание перехватывает.

– Такая работа не годится, почтенный, – вмешался охранник. – Поднапрягись и добрей.

– Да не буду я брить его! Поищите кого-нибудь получше меня.

– Мать его, – вздохнул Сыма Ку. – И где только вы откопали этого неумеху. Снимите наручники, парни, сам побреюсь.

– Э, нет! – решительно заявил охранник. – А ну как ты воспользуешься этим и совершишь нападение, побег или самоубийство? Вся ответственность на нас ляжет.