Большая грудь, широкий зад

Дверь была беспечно приоткрыта, внутри горела свеча, с картины холодно поблескивали глаза Птицы-Оборотня. Он тут же выхватил взглядом предмет своей зависти – здоровенные ноги Пичуги Ханя, длинные, волосатые. Зад Пичуги беспрестанно двигался, а перед ним, разметав отвислые груди, выгибалась Лайди. Опутанная всклокоченными черными волосами голова моталась по подушке, а руки конвульсивно вцепились в тюфяк. Из этого клубка черных волос и вылетали так поразившие его стоны. Ему показалось, что всё вокруг с жужжанием высветила зеленоватая вспышка.

Взревев, как раненый зверь, он метнул в них свой «утюжок». Тот скользнул по плечу Пичуги, ударился о стену и упал рядом со щекой Лайди. Следом полетел второй. Он попал Пичуге по заду. Тот повернулся, свирепо уставившись на мокрого, трясущегося немого, и на губах у него заиграла самодовольная усмешка. Лайди, тяжело дыша, распласталась на кане и натягивала одеяло, чтобы прикрыться.

– Что, увидел-таки, немой ублюдок! – бросила она, привстав.

Опираясь руками о землю, немой, как большая лягушка, одним прыжком перемахнул через порог. После второго прыжка он очутился в ногах Пичуги и яростно боднул их своей большой, крепкой головой. Пичуга прикрыл руками свой инструмент, который только что продемонстрировал свои неординарные способности, и с воплем согнулся в поясе. Его лицо вмиг усеяли желтоватые капли пота. Немой рванулся вперед с еще большей яростью. Непомерно развитыми длинными ручищами он, как осьминог щупальцами, ухватил плечи Пичуги и одновременно намертво вцепился ему в горло, вложив в мозолистые, крепкие, как сталь, лапищи мощь всего тела. Тело Пичуги обмякло, рот раскрылся в страшной гримасе, глаза закатились – видны были лишь белки.

Лайди, от ужаса впавшая было в ступор, вдруг очнулась, схватила валявшийся у подушки «утюжок» и, как была голышом, соскочила с кана. Сначала она рубанула «утюжком» по вытянутым рукам немого. Раздался звук, как от удара по дереву, и всё. Когда она ударила его по голове, та лишь хрупнула, как перезрелый арбуз. Она отбросила «утюжок», вытащила из двери тяжелый дубовый засов, размахнулась и изо всей силы опустила его на голову немого. Тот всего лишь что-то промычал. После второго удара немой отпустил шею Пичуги и бухнулся на пол, подобно опрокинутому кувшину. Сверху на него навалилось обмякшее тело Пичуги.

Шум в пристройке разбудил матушку. Когда она, шаркая туфлями, подбежала к двери, все было кончено. Что здесь произошло, было понятно без слов. Она печально глянула на бессильно привалившуюся к дверному косяку абсолютно голую Лайди. Та отбросила испачканный кровью засов и будто в трансе вышла во двор. Белесый косой дождь хлестал ее по телу и скатывался мелкими, как слезы, каплями. Хлюпая по лужам изуродованными бинтованием ногами, она добрела до чана, села на корточки и стала мыть руки.

Матушка еле стащила Пичугу с тела немого и перевалила его на кан. Потом с отвращением прикрыла одеялом. «Жив легендарный герой», – поняла она, когда он издал мучительный стон. Она наклонилась к немому и поставила его, как мешок. Только тогда заметила у него на лице две полоски от вытекшей из носа черной, как тушь, жидкости. Тронула его за нос, потом отпустила руки. Тело немого осталось в той же позе, не упало.

Матушка обтерла кончики пальцев о стену, вернулась к себе на кан и легла прямо в одежде. Перед глазами мелькали эпизоды из жизни немого. Вспомнив, как он в детстве, оседлав с братьями стену, воображал себя повелителем всех и вся, она не выдержала и рассмеялась. А Лайди во дворе все мыла и мыла руки, залив весь двор мыльной пеной. После полудня из пристройки показался Пичуга, держась одной рукой за горло, а другой за ширинку. Он обнял продрогшую Лайди, она обхватила его за шею, и они глупо захихикали.

Немного погодя во двор семьи Шангуань в сопровождении секретаря райкома вошел красногубый и белозубый коротышка офицер с подарком – большим тазом, завернутым в красную бумагу. На их неоднократное приветствие никто не ответил, и они прошли прямо в комнату матушки.

– Тетушка, – обратился к ней партсекретарь, – это командир артиллерийской батареи Сун, он пришел выразить почтение товарищу Сунь Буяню.

– Почтенная тетушка, – смущенно начал Сун, – мне очень неудобно, но товарищ Сунь Буянь ранен в голову нашим тягачом.

– Что говоришь? – Матушка так и подскочила на кане.

– Наш тягач… Дорога скользкая… В общем, товарищу Сунь Буяню большую шишку на голове поставили… – заикаясь, проговорил Сун.

– Он вернулся домой, покричал, покричал и умер… – Матушка разрыдалась.

Испуганный офицер побледнел.

– Тетушка, тетушка… – лепетал он, чуть не плача. – Мы затормозили, но дорога очень скользкая…

Когда для осмотра тела прибыл судмедэксперт, Лайди, уже аккуратно одетая, с узелком в руках, сказала матушке:

– Пойду я, мама, будь что будет. Не могу я на этих солдат вину перекладывать.

– Поговори с судейскими. Так уж исстари заведено: если женщина беременна, то сначала родит, а потом уж…

– Я понимаю. В жизни ничего еще так ясно не понимала.

– Ребенка твоего я подниму.

– Ничуть не сомневаюсь, мама.