Большая грудь, широкий зад

– Нет, не стану я делать того, что противоречит элементарному здравому смыслу! – упрямо заявила она.

– Ну и глупая же ты, – вздохнул редактор.

– Стала бы разве ультраправой, кабы была не глупая! – холодно бросила ему Ма Жуйлянь. Его забота о Цяо Циша вызвала у нее явное неудовольствие.

Редактор тут же опустил голову и больше не издал ни звука.

Подошел один из осеменаторов:

– Бригадир, могу я вместо нее. Для меня что баранью сперму крольчихе ввести, что сперму завхозяйством Ли Ду свиноматке – пара пустяков.

Его коллеги прыснули, а редактор сделал вид, что закашлялся.

– Ну это уж слишком, Дэн Цзяжун, ублюдок! – вспыхнула взбешенная Ма Жуйлянь.

Дэн Цзяжун стянул маску, открыв наглую лошадиную физиономию, и спокойно заявил:

– Я, бригадир Ма, колпаков не ношу, ни временных, ни вечных. В моей семье три поколения горняков, я и «красный», и «правильный», и меня такими подходцами, как малышку Цяо, не проймешь. – Он повернулся и зашагал прочь.

А Ма Жуйлянь всю свою злость выплеснула на Цяо Циша:

– Ну что, делаешь или нет? Коли нет, лишаю тебя талонов на питание на месяц.

До этого момента мужественно державшаяся Цяо Циша наконец не выдержала. Слезы у нее так и хлынули. Всхлипывая, она голыми руками схватила осеменитель, подбежала к синюшной крольчихе, привязанной за шею красной веревкой, и прижала, чтобы та не вырвалась.

Тут Шангуань Паньди, а ныне Ма Жуйлянь, наконец заметила меня.

– А тебе чего? – холодно спросила она. Я передал записку завканцелярией. Она пробежала ее глазами: – На птицеферму давай, там как раз нужен человек на тяжелую работу. – И повернулась к главному редактору: – Старина Юй, возвращайся и пиши репортаж. Лишнее опусти.

Редактор согнулся в поклоне:

– Когда будет готово, попрошу вас прочитать набор.

Но она уже повернулась к Цяо Циша:

– А твоя просьба о переводе со случного пункта одобрена. Собирайся – и на птицеферму. – И обратила взгляд на меня: – Ты еще здесь?

– Дороги не знаю.

Она глянула на часы:

– Пойдем. Мне как раз туда надо, заодно и тебя отведу.

Когда вдали показались беленные известью стены птицефермы, она остановилась. Сточные канавы по обе стороны раскисшей тропинки были полны грязной воды. В этом месте тропинка проходила рядом с пустырем, где за проволокой хранилась отслужившая свой век военная техника. В буйных зарослях полыни валялись ржавые гусеницы, в голубое небо уныло глядели стволы танковых пушек. Полствола зенитного орудия почти скрыто нежно-зелеными хитросплетениями вьюнков. Стрекоза на зенитном пулемете. В башне танка возятся крысы. В жерле огромной пушки обосновались воробьи: устроили там гнездо и залетают кормить птенцов изумрудно-зелеными мошками. На почерневшем от времени колесе артиллерийского тягача сидит девочка с красной лентой в волосах и оцепенело наблюдает за мальчишками: те забрались на танк и колотят речными голышами по люку механика-водителя. Окинув взглядом все это запустение, Ма Жуйлянь перевела глаза на меня – уже не та, что на случном пункте.

– Дома… всё в порядке?

Я отвернулся, уставившись на вьюнок, опутавший ствол зенитки. Зеленые усики чуть подрагивали, подобно усикам бабочки. Во мне поднялась волна злости: «О доме справляется, а сама даже имя сменила».

– Поначалу твое будущее виделось таким радужным, – начала она, – и мы так радовались. Но Лайди всё испортила. Нельзя, конечно, во всем винить только ее, матушкина глупость…

– Если больше нет указаний, – перебил я, – то я, пожалуй, пойду.

– Несколько лет не виделись, а норов гляди какой! – хмыкнула она. – Хоть этим радуешь. Тебе уже двадцать, Цзиньтун, пора зашить разрез на штанишках152

и отлепиться от соска.

Я закинул скатку на спину и двинулся было вперед.

– Не спеши, – остановила она. – Ты должен понять нас правильно. Все эти годы у нас тоже всё наперекосяк. Такое уж поветрие, а тут еще и в правом уклоне обвиняют. Куда тут денешься. «Пичуга Хань накидывает бумажный пакет – никуда не денешься», – со знанием дела процитировала она ходивший у нас в Гаоми сехоуюй153. Взяв мою записку, достала из мешочка на груди авторучку, написала несколько корявых иероглифов и вернула мне. – Спроси завфермой Лун и передай ей.

Я взял записку:

– Если есть еще что-нибудь, говорите.

Она задумалась.

– Знаешь, для нас со стариной Лу получить теперешнее назначение было ох как непросто. Поэтому прошу тебя, не доставляй нам лишние неприятности. Втихаря я могу помогать тебе, а на людях…

– А вот этого не надо. Ты даже имя сменила, так что с семьей Шангуань тебя ничего не связывает. Я знать тебя не знаю, поэтому очень прошу – никаких «втихаря помогать».

– Ну и отлично! При случае сообщи матушке, что у Лу Шэнли всё хорошо.