Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Подписанию этого дипломатического акта предшествовали англо-русские переговоры, в ходе которых Лондон потребовал от Петербурга отказаться от притязаний на памирские горные проходы. Дипломатические эксперты рекомендовали Уайтхоллу «войти в двухстороннее военное соглашение, по которому Россия возьмет на себя обязательство, чтобы ее войска не переходили реки Мургаб, а Великобритания признает необходимым не отправлять свои войска за пределы Гилгита, Ясина, Мастуджа и Читрала». Фактически русские не должны были пересекать 38-ю параллель северной широты, а Хунза и Нагар вслед за Кашмиром становились протекторатами Великобритании. Форин офис также предложил царскому правительству заранее уведомлять противоположную сторону о любой акции военного характера в пограничной зоне, направленной на восстановление порядка и мира среди местных племен[827]. Как записал в своем дневнике 3 мая 1894 г. граф В.Н. Ламздорф, один из ведущих экспертов российского внешнеполитического ведомства, «государь считает, что нам удастся в конце концов договориться с англичанами относительно Памира, не делая им никаких существенных уступок»[828].

Сначала провозглашение Читрала британским протекторатом в 1892 г., а затем его оккупация экспедиционным корпусом англо-индийской армии весной 1895 г., предпринятая с целью освобождения политического резидента, осажденного мятежниками вместе с 400 чел. личной охраны, расстроила планы некоторых русских командиров-туркестанцев пересечь Гиндукуш и установить контроль над этим высокогорным княжеством[829]. Несмотря на положительные примеры сотрудничества между Россией и Британией в этот период по разрешению армянского вопроса и японо-китайского конфликта, царский МИД потребовал от Форин офис разъяснений относительно британского марша на Читрал[830]. Повышенная нервозность Петербурга объяснялась германскими интригами против России в Европе и сближением между Парижем и Лондоном, которое, по мнению некоторых русских дипломатов, могло привести даже к восстановлению Крымской коалиции[831]

.

Однако, невзирая на далекий от позитивного фон переговоров, обе стороны согласились провести делимитацию Памира путем обмена нот между Кимберли и Стаалем 11 марта 1895 г., что означало завершение Большой Игры в регионе Гиндукуша. Правда демаркация границы на местности была осуществлена только к концу того же года[832]. В результате последняя «ничейная» территория Азии оказалась поделенной между державами, а каждая из трех империй, включая Цинскую, получила естественные или, если воспользоваться словами Керзона, «научные» границы. В то время как России удалось сохранить за собой большую часть Памира, Британия гарантировала неприкосновенность небольших высокогорных государств, находившихся под ее протекторатом, а Китай окончательно оставлял за собой Синьцзян, делая невозможными любые проекты его захвата иностранными державами. С другой стороны, северная граница Афганистана наконец получила юридическое оформление на всем своем протяжении.

И все же, хотя такие государственные деятели, как лорд Розбери, полагали, что длительное соперничество подошло к концу[833], военная партия в России, а также многие администраторы на местах, вроде губернатора Закаспийской области генерал-майора А.Н. Куропаткина, продолжали выступать за немедленную оккупацию Герата «под шумок» вспыхнувшей летом 1894 г. на Дальнем Востоке японо-цинской войны

[834]. Аналогичным образом, как свидетельствуют современники, царские стратеги все еще лелеяли планы пересмотра границ Центральной Азии. Так, Р. Кобольд, речь о котором шла в предыдущей главе, отмечал в своей книге: «Похоже, что проекты вторжения в Бадахшан и Читрал из района верхнего течения Окса выступают предметом общей дискуссии за обеденным столом губернатора Ферганы, а офицеры в Хороге (пограничный пост на Памире. — Е.С.) сообщили мне, что в Маргелане (там располагался штаб Туркестанского военного округа. — Е.С

.) нынешняя русско-афганская граница на Оксе рассматривается как исключительно временное соглашение. То же можно сказать о границе, установленной комиссией по Памиру.

Они уверены, что соответствующим образом передвинут границу на юг к Гиндукушу, пересекут Оке и оккупируют Бадахшан. Они ожидают, что наше правительство сдастся и не осмелится рисковать войной с ними от имени эмира»[835].

Ситуация могла стать еще хуже, если бы началась борьба за трон в Кабуле после смерти престарелого эмира Абдур Рахмана. В этом случае русско-французский альянс, возникший в начале 1890-х гг., был способен заставить Великобританию проводить более взвешенную политику в Афганистане[836]. Дж. Керзон, который совершил тщательно спланированную поездку в столицу этого государства по приглашению афганского правителя, придерживался аналогичного мнения, хотя последний гарантировал свою абсолютную лояльность Британии[837].