Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

В этой связи возросло значение разведывательной деятельности, осуществляемой на территории Индостана как дипломатами, так и военными. Например, годовой бюджет российского консульства в Бомбее, начавшего работу 22 ноября 1900 г., составлял 22 тыс. 500 руб., включая 5 тыс. 250 руб. на осуществление шпионажа[851]. В сентябре 1900 г. управляющий министерством иностранных дел В.Н. Ламздорф поручил статскому советнику В.О. Клемму, который предназначался на должность генерального консула в Бомбее, добывать, сопоставлять и анализировать информацию о политической ситуации и военно-морской активности англичан а Аравийском море. «Индия имеет первостепенное значение для нас (русских. —

Е.С.), потому что она остается наиболее уязвимым пунктом Британской империи, — констатировал Ламздорф в инструкциях Клемму. — По имеющейся в нашем распоряжении информации, — продолжал он, — эгоистичная политика Великобритании в Индии и высокомерное отношение англичан к туземным жителям по-прежнему вызывают глубокую ненависть многомиллионного населения Индии к их правителям»[852]

. В свою очередь генеральный консул сообщал в Петербург, что «англо-индийская администрация считает, что основания британского управления Индией лежат не в воображаемой благодарности народа, но исключительно в многочисленных кастовых предрассудках и различиях между ее племенами»[853].

Неслучайно офицеры русского Генерального штаба продолжали сочетать официальные поездки в Индию и конфиденциальные миссии под прикрытием журналистской и научной деятельности, а также проведения досуга (альпинизм, охота). Только между 1897 и 1904 гг. командировки с разведывательными целями в пределы Индостана совершили подполковники Серебренников и Корнилов (совместно), подполковник Полосов, капитан Новицкий и тогда еще штабс-капитан Снесарев. Регионом, который по понятным причинам представлял для них главный интерес, выступал Кашмир и северо–3ападное пограничное пространство, куда они имели доступ после получения санкции правительства Индии. Фокусируя свое внимание на политических и военных аспектах, российские офицеры попутно занимались описанием природных условий, обычаев и традиций в тех местностях, через которые пролегал их путь[854].

Что же касается секретных эмиссаров, которые направлялись в пределы Британской империи, то есаул Д.И. Ливкин, знаток восточных языков, может быть указан в качестве одного из типичных их представителей. Переодетый в костюм персидского торговца драгоценными камнями по имени Мохамед Хасанов, он сумел скрытно проникнуть на территорию Раджа

через Мадрас в конце 1898 г. Ливкину принадлежала заслуга создания в Хайдарабаде целой сети агентов с помощью мусульманских купцов. Наряду со сбором сведений об эпидемиологической обстановке в северных штатах Индии, где как раз свирепствовала чума, ему удалось получить важную информацию политического характера. Секретные донесения Ливкина в Петербург способствовали переоценке политиками и военными чинами реального положения дел в различных областях Индостана. В итоговом отчете он констатировал: «Надо признать господство англичан очень прочным, так как организация в смысле поддержания своей власти у них образцовая. Возникни где-либо частичное восстание или мятеж, немедленно, благодаря целесообразной передислокации войск и рельсовым путям, в данной местности будет сосредоточено нужное для подавления мятежа количество войск. Несмотря на то, что присутствие англичан в Индии мало заметно, надзор их повсюду сильно чувствуется»[855].

Офицеры штаба Туркестанского военного округа также были заняты в составлении разведывательных сводок о текущих политических событиях в странах, которые граничили с российскими владениями в Азии. Многие из них открыто выражали стремление «омыть сапоги в водах Индийского океана» после того, как Афганистан наконец подчинится русскому могуществу, а ожидаемое восстание народов Индии значительно облегчит вторжение на полуостров. Характерно, что именно в эти годы близкий к царской семье почитатель Востока князь Э.Э. Ухтомский назвал одно из стихотворений: «Завтра мы будем в Индии!»[856]

Еще одной иллюстрацией алармистских настроений среди представителей высшего офицерства, мечтавших достичь «теплого океана», может служить дневниковая запись, сделанная рукой одного из российских добровольцев в ходе англо-бурской войны 1899–1902 гг. Выражая уверенность, что «рост и благородство царской империи еще не достигли своего апогея», он утверждал, что продвижение России в Азии кажется хаотичным, фатальным и неудержимым, потому что направляется самим Провидением![857]