Тем временем Главный штаб России неоднократно информировал царя о замыслах англичан относительно сооружения круговой железной дороги из города Кум через Исфаган, которая позволила бы им взять под контроль большинство центральных и восточных провинций Персии. По данным различных российских консульств, правительство Индии намеревалось вдобавок построить несколько укрепленных постов в Белуджистане по типу сооружений аналогичного характера, возведенных ранее на ее северо–3ападной границе[896]
. К этой информации добавлялись панические рапорты консула в Багдаде о том, что 85 % коммерческого оборота и почти все инвестиции капитала в регионе Персидского залива приходятся на долю британских подданных[897].Кончина Насир-у-Дина в 1896 г. вызвала ожидаемую дестабилизацию внутриполитического положения в Персии. Британские дипломаты, к примеру, Г. Дюранд, испытывали тревогу перед неизбежной, как им представлялось, русской оккупацией Тегерана и северных прикаспийских провинций[898]
. Однако в действительности ни Петербург, ни Лондон не готовы были нести бремя ответственности за поддержание территориальной целостности Персии. «Было бы намного лучше, — комментировал события Керзон, — если бы каждая из сторон играла в свою игру там, где их интересы абсолютно различны, вместо попыток добиться их общности, которая не существует и которая в любом случае может быть достигнута одной стороной за счет другой»[899].Приход к власти наследника престола Муззафар-у-Дина не улучшил ситуацию. По всей вероятности, угроза распада Персии также как Османской империи и Китая повлияла на предложение лорда Солсбери Николаю II заключить соглашение по Черноморским проливам во время официального визита царя в Лондон осенью 1896 г.[900]
Двумя годами позже это предложение было дополнено схемой раздела турецких и цинских владений, не встретившей, однако, позитивной реакции со стороны Петербурга, хотя и подвигнувшей Дюранда на модификацию концепции «сфер влияния» Англии и России, которую он в феврале 1899 г. изложил в меморандуме для юнионистского Кабинета. Примечательно, что даже Керзон, упрямо отвергавший возможность заключения какого бы то ни было соглашения с традиционным соперником Великобритании, признал, что, «если Россию можно было бы уговорить признать сферы интересов в Персии, то все бы нормализовалось, если нет, то Кабинету пришлось бы принимать меры для нейтрализации там активности русских»[901].И все же скептики продолжали доминировать среди политиков, дипломатов и военных в обеих империях. Приведем образец критического подхода, изложенного С. Спринг-Райсом в донесении из Тегерана от 23 августа 1899 г.: «Похоже, что в Великобритании существует общая надежда, что Англия и Россия могли бы прийти к соглашению о сферах интересов в Персии. Наши представители здесь и местные жители смеются над этой идеей. Представляется абсолютно справедливым, что Россия не собирается захватывать какую-либо часть Персии; у нее достаточно забот в других местах и довольно территории в настоящее время. Но если она желает чего-то, то желает это целиком. Персия — это маршрут, по которому она намеревается достичь моря, а один конец дороги ни к чему без другого… Наилучшая политика для нее (России. —
Восприятие персидского вопроса в правящих кругах России, казалось, оправдывало такой скептицизм. «Мы (русские. —