Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Испытывая серьезные опасения перед возможной враждебной реакцией России на японофильскую позицию Уайтхолла, Комитет имперской обороны принял решение о том, что «следует внимательно отслеживать развитие ситуации на границах Российской империи с целью выявления слабых мест, которые могли бы быть использованы для атаки в случае войны (Британии против России. — Е.С.)»[1119]

. Более того, экспертам Комитета даже пришлось разработать специальную программу усиления морской обороны Австралии, чтобы, учитывая планы крейсерской войны Главного морского штаба России, обезопасить от них южную часть Тихого океана — морские «ворота» в Индию[1120].

Необходимо отметить, что, хотя царское правительство было раздражено отсутствием возможности привлечь к операциям Черноморский флот, оно хорошо понимало тот катастрофический эффект, который имело бы для положения России вступление Великобритании в войну на стороне Японии. «Собственно говоря, — признавал один из дипломатических экспертов весной 1904 г., — частью негласно, а частью гласно Японию поддержала нравственно вся Европа за малым исключением, доказательством чему служит отсутствие энергичных протестов против явных нарушений Японией международного права и прочих насилий в Корее». Любопытно, что далее эксперт предостерегал царское правительство против намерений Лондона якобы спровоцировать еще и русско-китайское столкновение с целью полного вытеснения России из северо-восточной части Тихого океана[1121]

.

Как известно, закрытие Черноморских проливов для царских линкоров и крейсеров побудило морское министерство направить в воды Тихого океана большую часть Балтийского флота. Кроме того, Петербург сделал попытку ввести в действие план организации крейсерской войны на морских коммуникациях, согласно которому самым быстроходным русским военным кораблям ставилась задача не только перехватывать иностранные транспорты с военными материалами, предназначенными для Японии, но и патрулировать Средиземное и Красное моря[1122]. Неудивительно, что эти решения повысили градус напряженности в англо-русских отношениях, вызвав резкий официальный протест, а также новую волну антироссийских настроений на берегах Туманного Альбиона, когда газеты и общественные деятели принялись обвинять Петербург в нарушении международного морского права[1123]

.

Инцидент у Доггер-Банки — отмели вблизи британского порта Гуль, 22 октября 1904 г., который упоминался выше, действительно поставил обе империи на грань разрыва отношений и войны. Потопление эскадрой адмирала Рожественского английских рыболовецких траулеров, принятых русским офицерами в ночной туманной мгле за японские миноносцы, могло дорого обойтись царскому правительству. В ответ возмущенная британская пресса назвала эскадру «флотом сумасшедших» ("this fleet of lunatics")[1124]. С другой стороны, по воспоминаниям Извольского, именно это последнее в истории двухсторонних отношений балансирование на грани войны и повлияло на осознание им бесперспективности продолжения соперничества Петербурга и Лондона в Азии[1125]

.

Хотя подробное освещение русско-японского конфликта не входит в нашу задачу, важно подчеркнуть, что к началу XX в. все больше и больше прагматически мыслящих бюрократов в правящих кругах России подобно многим представителям властной элиты Великобритании начинали задумываться о контр-продуктивности перманентной конфронтации, особенно в свете инцидентов, подобных Гулльскому. Примером может служить беседа А.Д. Калмыкова, тогда еще молодого дипломата, с уже известным читателю П.М. Лессаром, которая состоялась в октябре 1904 г. Будучи спрошенным собеседником, что он думает о вероятности нападения Англии на Россию, Лессар только улыбнулся: «Пускай попробует, будет ей же хуже». «А мы? Не собираемся ли мы атаковать ее первыми?» — поставил Калмыков новый вопрос. «Нам ни к чему», — лаконично ответил Лессар[1126].

Сергей Колоколов, выпускник Восточного института, открытого в 1899 г. во Владивостоке, который после его окончания занял место Н.И Петровского на посту генерального консула в Кашгаре осенью 1904 г., также разделял мнение о необходимости скорее покончить с Большой Игрой. Согласно его оценке, российским и британским представителям на местах следовало избегать любого недопонимания, которое могло быть вызвано их деятельностью в странах Азии. Реализуя свои суждения на практике, Колоколов постарался путем более тесного общения со своим британским коллегой Дж. Маккартни внести посильный вклад в урегулирование остававшегося спорным вопроса о принадлежности Сарыкола — небольшого, но стратегически важного населенного пункта в Восточном Памире[1127].