Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Одновременно возрастали и симпатии японцев к Британии, которые видели в англичанах близких по духу островитян, способных, во-первых, помочь в ускоренной модернизации страны, а во-вторых, содействовать в борьбе против российских и германских происков на Дальнем Востоке[1101]. «Общее чувство в Японии таково, что Англия — ее естественный союзник не из–3а любви к нам, а из–3а ненависти России», — сообщал британский дипломат в письме к другу из Токио еще в мае 1893 г.[1102] Достаточно процитировать передовые статьи одной из ведущих японских газет

Джиджи Симпо, которая после отказа Лондона присоединиться к антияпонскому демаршу трех европейских держав писала в середине 1895 г., что «на Англию и только на Англию можно спокойно положиться как на надежного друга». И далее газета приводила следующие любопытные аргументы в пользу двухстороннего партнерства: «Англия держится в стороне от европейской политики и сохраняет неоспоримое первенство на морях. Англия и Япония — естественные союзники; у них обширные общие интересы, которые надо защищать от общего врага. Российские планы в этом регионе — прямая угроза интересам как Японии, так и Англии. Со своей стороны Япония готова пожертвовать всем, чтобы не дать России заполучить морской порт в Корее или Маньчжурии, и Англия должна быть заинтересована в этом равным образом. Так, общность интересов неизбежно приведет обе страны к естественному союзу, который прочнее, чем обычно заключаемые по договору альянсы»[1103].

В то же время, по справедливому замечанию известного американского дипломата Роберта Маккордока, Лондон не намерен был ради особых интересов Японии поступаться принципами свободной торговли, которые обеспечивали первенство британских товаров на внутреннем рынке Поднебесной. Неслучайно поэтому Уайтхолл демонстративно поддержал концепцию «открытых дверей», изложенную в ноте государственного секретаря США Джона Хэя 6 сентября 1899 г.[1104]

. Но еще ранее посол в Токио Сэтоу получил успокоительные заверения японского премьер-министра Окумы относительно поддержания территориальной целостности Цинской империи. 22 октября 1896 г. последний заявил, что, хотя он не знает в точности, каковы цели России, «для общего блага Китай должен сохранять независимость и выполнять функции, для которых он так хорошо подходит, а именно, служить рынком для мировой торговли»[1105].

По мере возрастания угрозы распада Китая даже ранее скептически настроенные по отношению к Японии Керзон и Янгхазбенд заговорили о желательности соглашения с Токио. «Когда задают вопрос об альянсе с Японией, — оправдывал Керзон решение об аренде британцами Вэйхайвэя в меморандуме от 13 марта 1898 г., — то следует ответить, что, если мы отступим на севере (Китая. — Е.С.), у нее не будет другой альтернативы, кроме достижения соглашения с ее противниками (Россией и Германией. —

Е.С.)»[1106]. В тон ему Янгхазбенд писал 9 августа 1898 г.: «Если русские запугают китайцев, например, ограничив наши интересы в Маньчжурии, я не стану поддерживать их в сопротивлении требованиям России, потому что я уверен, что китайцы в конечном итоге бросят нас сражаться против русских один на один, когда на самом деле это не наше дело, а дело их самих»[1107]

.

Сдержанная реакция Петербурга на зондажи Лондона относительно регионального сотрудничества, о чем говорилось выше, и двойственная позиция Берлина в связи с проблемой сохранения целостности цинского государства не могли вызвать удовлетворения на берегах Темзы. Юнионистский Кабинет, вероятно, за исключением Солсбери, все более и более склонялся к партнерству с Японией как для ограничения амбиций России и Германии, так и для контроля над действиями подданных микадо в Поднебесной[1108].

Восстание боксеров и карательный поход международного воинского контингента на Пекин против инсургентов, осаждавших посольский квартал в течение нескольких недель летом 1900 г., еще более накалили ситуацию на Дальнем Востоке. Оккупация русскими войсками Маньчжурии под предлогом защиты Китайской восточной железной дороги (КВЖД) и борьбы против бандитов (хунхузов) летом-осенью 1900 г. совпала по времени с провокационными действиями царского правительства на границах Афганистана и Персии, а также его интригами в Тибете, описанными в предыдущей главе. Все эти события окончательно подвигли Уайтхолл к заключению союзного договора с Японией 30 января 1902 г., который положил начало выходу Великобритании из «блестящей изоляции»[1109].