Долго шли гауты по извилистым тропам, пока наконец не увидели воссиявшую перед ними на холмах золотую кровлю Палат Хродгара, увенчанных ветвистыми рогами гордых лесных животных. Не было под небом величественнее и прекраснее этого здания.
Пройдя по пестрым камням, остановились гости перед привратником, сторожившим вход в Палаты Оленя. Под их стеной сложили Беовульф и его люди с себя кольчуги, щиты, нагрудники, копья и мечи.
Привратник, назвавший себя Вульфгаром, вождем венделов, узнав, зачем пришли гости, велел им дожидаться позволения войти внутрь соседнего – не такого великолепного, но все же не маленького – жилища. Сам же поспешил предстать перед сидящим на помосте седовласым конунгом. Он так доложил Хродгару:
– К нам явились гауты во главе с воином Беовульфом. Я думаю, их нужно будет обязательно принять.
На это конунг, кивнув, ответил:
– В былые дни я знал его отца Эггтеова, женатого на дочери Хределя. О Беовульфе я слышал, что он одной рукой поборол тридцать ратников. Наверное, сам Бог послал его нам во избавление от Гренделя! Передай, что я только рад буду такому гостю!
И вот стройный, в дивно искрящейся кольчуге предстал перед Хродгаром Беовульф.
– Мне сказали, – повел речь племянник Хигелака, – что построенный тобой Хеорот пустел каждый вечер, как только на небе меркла слава солнца. Ты уже наслышан о том, как я бился с пятью гигантами и морскими тварями. Теперь же я хочу сразиться с чудовищем Гренделем. Поэтому я прошу тебя, конунг, доверить мне и моей дружине охрану Хеорота. Я выйду бороться с Гренделем безоружным. Сам Бог укажет на победителя [34]
. Если же я погибну, пусть меня и мою дружину пожрет злой враг, утащив наши тела в свою багровокипящую берлогу, растерзав их в клочья, бросив в болото. Тогда тебе не придется позаботиться о наших похоронах. Только вели отослать мои доспехи Хигелаку. А меч и кольчугу работы самого Вёлунда пусть возьмет мой дед Хредель.Конунг Хродгар сказал Беовульфу:
– Когда твой отец бежал к нам за море, я выслал золото вильвингам, что его изгнали. Ибо тогда я уже правил обширным краем вместо преждевременно умершего моего старшего брата Херогара. Твой отец присягнул служить мне. И вот ныне являешься ты, его сын. И тебе скрепя сердце я вынужден жаловаться о том, как лютый Грендель бесчестит Хеорот и губит моих домочадцев! Моя дружина безжалостно тает. Не раз похвалялись воины в бражных застольях над полными чашами встретить чудовище мечами, но наутро я находил в Палате Оленя обагренные запекшейся кровью скамьи и стены… Однако довольно вспоминать былые смерти. Я верю, что Господь поможет твоими руками воздать злодею должное за наши горести!
С этими словами по знаку конунга гаутов усадили за пиршественный стол. Явился виночерпий, чтобы наполнить чеканные чаши медовой брагой.
Трапеза была в самом разгаре, когда Унферт, сын Эгглафа, сидевший в стопах у Хродгара, с издевкой сказал Беовульфу:
– Не тот ли ты Беовульф, с которым Брека соревновался в умении плавать? Никто не мог отговорить вас обоих от безумной затеи. И вот вы, бросившись в море, сеча руками течения пучин, меряя взмахами морскую дорогу, семь суток плыли по волнам, взбитым зимними ветрами. Но Брека посрамил тебя. На восьмое утро буря выбросила его на норвежский берег. Так Брека возвратился в свои владенья, в земли бродингов. Там он, сын Бенстана, и поныне правит на радость подданным. Поэтому я очень сомневаюсь в том, что ты сможешь защитить нас от Гренделя, будучи уже обойденным в другом поединке!
Глаза Беовульфа рассерженно сверкнули.
– Не упился ли ты, друг мой Унферт, браги? Никто из смертных не сравнится со мной выдержкой в открытом море! Когда-то, поспорив, мы с Брекой и вправду задумали плыть взапуски в открытых водах. Мы кинулись в морскую зыбь, захватив с собой острые клинки для защиты от хищных тварей. Но у Бреки не было сил тягаться со мною на быстринах. Однако я не бросил своего спутника, когда мы проплывали над безднами. Вместе мы держались в опасных водах, плыли рядом пять суток, пока буря и сумрак ночи, северный ветер, снег и волны кипящих течений не разлучили нас.
Тут с морского дна восстала всякая нечисть. Я увидел, как в пене ярятся целые полчища чудовищ. Но рубаха-кольчуга, шитая золотом, послужила мне верной защитой, когда некий морской житель вдруг потащил меня вглубь океана. Я изловчился и ударил тварь клинком, отправив ее на дно. Затем я начал разить прочую нечисть… И вот наутро в прибрежных водах всплыли распухшие туши тварей. Мореходный путь сделался безопасным. Взошел Божий луч с востока над безднами, утихла буря, и я увидел скалистый берег. Не знаю, был ли кто в море ближе к смерти, чем я. Но все же я выжил в неравной схватке. Меня, усталого, но невредимого, вынесло приливом к финским скалам.
Я не слышал, чтобы Брека сотворил нечто подобное. Но я знаю, что ты, Унферт, слывешь убийцей сородичей. Скажу больше того тебе, сын Эгглафа: не смел бы Грендель бесчинствовать в Хеороте, когда бы твое сердце вмещало столько же храбрости, сколько бахвальства!