Среди поля стоял золотой шатер. В том шатре сидел каган Ернак Калин. Сам как столетний дуб, ноги – бревна кленовые, руки – грабли еловые, голова – медный котел, один ус золотой, другой серебряный.
Приуныла малая дружина. Увидав Олия Моровлина, каган стал смеяться, бородой трясти:
– Налетел щенок на больших собак! Где тебе со мной справиться? Я тебя на ладонь посажу, другой хлопну, только мокрое место останется! Ты откуда такой выскочил, что на аттильского владыку тявкаешь?
Ответил ему Олий Моровлин:
– Раньше времени ты, Ернак, хвастаешь! Не велик я, старый витязь Олий Моровлин, а, пожалуй, и не боюсь тебя!
Услышав это, Ернак Калин вскочил на ноги.
– Слухом о тебе земля полнится. Коли ты тот славный витязь Олий Моровлин, так садись со мной за дубовый стол, ешь мои кушанья, пей мои вина, не служи только князю Владимиру Старому, а служи мне, владыке аттильскому и чудскому!
Рассердился Олий.
– Не бывало в Новгороде изменников! Я не пировать с тобой пришел, а гнать долой с отчей земли!
Снова каган начал уговаривать:
– Славный витязь Олий Моровлин, есть у меня две дочки: косы как воронье крыло, глаза, словно камни-агаты, платье шито яхонтом да жемчугом. Я любую за тебя замуж отдам, будешь ты мне любимым зятем.
Еще пуще рассердился Олий Моровлин.
– Ах ты, чучело! Испугался духа новгородского! Выходи скорее на смертный бой, выну я свой меч-кладенец Финист, да сосватаю с ним твою шею.
Тут взъярился Ернак. Вскочил на кленовые ноги, махнул кривым мечом, крикнул громким голосом:
– Я тебя, невежа, мечом порублю, копьем поколю, из твоих костей похлебку сделаю!
Начался у них поединок. Малая дружина русичей с одной стороны встала, несметная аттильская и чудская рать – напротив.
Олий Моровлин и Ернак Калин мечами рубились – только искры из-под мечей брызгали. Изломали мечи. Они копьями кололись – только ветер шумел да гром гремел. Изломали копья. Стали биться голыми руками. Бросил каган Олия на сырой песок, сел ему на грудь, вынул острый нож.
– Я распорю тебе могучую грудь и посмотрю на твое сердце!
Сказал ему Олий Моровлин:
– В новгородском сердце прямая честь да любовь к отчизне!
Каган Ернак, грозя ножом, стал издеваться:
– А и впрямь невелик ты, витязь, верно, мало хлеба кушаешь.
– А я съем калач, да и сыт с того.
Рассмеялся аттильский владыка.
– А я ем по три воза хлеба и съедаю целого быка.
– Ничего, – ответил Олий. – Была у моего отца корова-обжорище, она много ела-пила, да и лопнула.
Говоря так, Моровлин сам все тесней прижимался к Ладе, матери сырой земле. От богини плодородия, супруги синего неба, к нему шла сила, перекатывалась по жилам, крепила могучие руки.
Замахнулся Ернак на храбра ножом, а Олий как двинется. Слетел с него Ернак, словно перышко.
– Мне, – закричал Моровлин, – от отчей земли силы втрое прибыло!
Затем схватил он Ернака за кленовые ноги, стал кругом помахивать, бить-крушить им вражеское войско. Где махнет – там станет улица, отмахнется – переулок! Избивая-круша, Олий приговаривал:
– Это тебе за малых детей! Это тебе за кровь людскую! За обиды злые, за поля пустые, за разбой, за вольный Новгород, за всю землю русскую!
Тут воспряла малая дружина духом и кинулась на аттилов и чудь. Следом и витязи, отъехавшие из Новгорода, прискакали на выручку Олию Моровлину. Кого там только не было: Добрыня Резанович, Волх Всеславьевич, Лешко Попялов…
Дрогнули враги и побежали через поле, крича громким голосом:
– Не приведись нам больше видеть новгородских витязей!
Бросил Олий Моровлин кагана Ернака, словно негодную ветошку, в золотой шатер зашел, налил чару крепкого вина в полтора ведра. Выпил чару за единый дух. Выпил он за вольный Новгород, за землю русскую, за ее широкие поля, за ее многошумные города, за зеленые дубравы, синие моря и белых лебедей на заводях!
Слава родной отчизне! Не скакать врагам по русской земле, не топтать ее конями, не затмить ее красного солнца!
Когда закончил Вещий Боян петь о подвигах Старовладимировых витязей, шум поднялся между киевскими купцами:
– Как ни славен своими делами седой Новгород, да куда ему до богатого Киева!
Подумал Велесов внук и начал песню о Садко Богатом Госте.
Садко Богатый Гость
Славился Новгород каменными палатами, широкими площадями, храмами, купеческими лавками, полными тонкого сукна и доброго железа. Через реку Волхов были переброшены широкие мосты, а у пристани всегда теснились корабли, стоявшие в заводи, подобно лебедям.
Но ничего не было у молодого Садко: ни лавок, ни белопарусных ладей. Одно богатство – звонкие гусли.
Ходил Садко по домам на веселые пиры, потешить гостей.
Вот играл раз Садко на богатом пиру. Наелись гости, напились, стали хвастаться: кто золотыми гривнами, кто полными кладовыми.
Садко стало досадно и, оборвав струну, он хлопнул по столу кулаком.
– Богатые гости, были бы у меня корабли, я бы не сидел сиднем в Новгороде, жирея в палатах, а поплыл бы в заморские страны!
Разгневались гости и выгнали Садко.
Вот день прошел – никто Садко на пир так и не позвал. И другой минул.