Борьба Иви

тебе, наверное, уже надоело получать столько писем. Если, конечно, ты их получаешь. А может, они придут сразу все вместе, как нам пришли твои письма. Надеюсь, посылка, которую отправила мама, до тебя тоже дойдёт. Миссис Диксон пришла в ужас, когда узнала, что ты питаешься одними сухарями, и испекла громадный пирог с сухофруктами. Главное, чтобы на почте не посчитали его слишком тяжёлым для пересылки. Мы с нетерпением ждём твоих следующих писем. Надеюсь, что эти жуткие коменданты, Золочёные Зубы и Пивной Бочонок, не отберут у вас почту. Твоя история о том, как они бросали письма в костёр на глазах у отчаявшихся заключённых, разбила мне сердце и ужасно меня возмутила. Так странно писать тебе, даже не зная, получишь ли ты мои письма! Даже страшно представить, что ты чувствовал, когда несколько месяцев неустанно писал домой и не получал ответа.

Я пытаюсь придумать, что интересного тебе рассказать, но всё интересное я уже рассказала во вчерашнем письме. У нас началась алгебра, и я совершенно не понимаю, зачем она нам нужна. Ладно ещё задачи о расчётах площади огорода или количества денег, необходимых для той или иной покупки. Они хоть и глупые, но, в принципе, пригодятся для жизни. Каждый должен уметь считать, я не спорю, – но зачем человеку значение «х», выраженное через «у»?! Кстати, Китти неожиданно прониклась любовью к математике и хочет стать первой в классе по этому предмету. Она говорит, что мисс Лавлок сказала, будто у неё есть выдающиеся способности к математике. Но мне кажется, Китти всё выдумала.

Бедняга Макс совсем вялый и грустный. И по-прежнему почти ничего не ест. Я думаю, это из-за жары. Тут у нас очень жарко. Он целыми днями лежит в тенёчке и упорно отказывается от еды, даже от самого вкусного угощения. Сегодня не стал есть сосиску, которую я стащила для него за завтраком (это была моя единственная сосиска!). Папа уверен, что Макс беспокоится о тебе. Он говорит, что собаки чувствуют такие вещи, но мне, честно сказать, не особенно в это верится. Ты только не обижайся, но Макс совсем не грустил, когда мы думали, что ты погиб. Почему он вдруг должен грустить, когда стало известно, что ты живой, пусть и в плену? Хотя, может быть, Макс всегда знал, что ты жив, и поэтому не беспокоился? Но ты был сильно ранен и долго лежал без сознания с контузией, и если бы собаки действительно что-то такое чувствовали, это бы наверняка как-то проявилось. Надеюсь, жара скоро пройдёт и Макс перестанет хандрить.

С любовью,

Иви.

8 июля 1918

Дорогая мисс Мэйтленд,