Борьба за трон. Посланница короля-солнца

— Это — удивительная женщина!

— Она? Это — Мазарини в юбке. Она не знает, что такое значит терять голову. У неё такое хладнокровие, каким обладают не многие мужчины, — ответила Флориза.

— Ты её давно знаешь?

— Довольно сказать: я её лучший друг.

И так как Альвейр её расспрашивал, то Флориза среди курдистанской природы охотно перенеслась к их общему детству с Мари́, протёкшему в Париже, в белошвейной мастерской в улице Сент-Онорэ, куда они приходили вместе по утрам в 8 часов, к болтовне во время шитья, к рассказам тех из девиц, которые накануне с своими приятелями танцевали у Рампоно или в Красивой Мельнице, и к вечернему возвращению домой, когда им приходилось идти по улице под любопытными взорами влюблённых приказчиков в чёрной или коричневой одежде, которые зарились на них, следовали за ними и отваживались предлагать им цветы.

— Я ещё и теперь вижу себя там, — сказала Флориза, — улица узкая, грязная, посредине протекала вода ручьём; в дождливые дни учтивость наших обожателей выражалась в том, что они переносили нас через улицы, чтобы мы не запачкали наших белых чулок, что сберегало нам два су, которые мы отдали бы за доску для перехода через грязь. Я снова вижу низкие двери лавок наших соседей: басонщика и ножовщика, камни, стёртые от трения колёс, а напротив красивую вывеску снадобщика, изображавшую змею, свернувшуюся между железною листвою и державшую в зубах за ручку золочёную ступку; предо мною снова предстают хорошенькие посетительницы г-жи Равно, нашей хозяйки: у нас были комедиантки из Французской Комедии и из балаганов Сен-Жерменской ярмарки. Г-жа Мэльяр была нашей постоянной заказчицей.

— Мэльяр из балагана Мамаши Барон?

— Да, только одна и есть. С ней всегда случались смешные истории. Представь себе: она однажды явилась, как всегда хорошенькая, розовенькая, ещё розовее, чем обыкновенно, и сказала нам при входе: «Я хочу вас угостить совсем свежей новостью. Вы знаете, что со мною вчера случилось? — Нет! Что? Толстяк Гонто очутился в зале рядом с моим мужем, которого он никогда не видел, и, указывая на меня, — я играла в «Арлекине, или Короле Серандибе», — спросил его: «Вы знаете эту белокуренькую?» — Мой супруг не тулузец, чтобы ничего не отвечать, и потому сказал: «Как же мне не знать, ей-богу? Я испытывал в её объятиях тысячи и тысячи наслаждений!» Гонто взглянул на него и, протянув ему руку, сказал: «Я то же могу сказать о себе». С тех пор мой муж обращает на себя всеобщее внимание! Вы больше меня будете смеяться, когда его увидите»! И она захохотала с своей беззаботной непринуждённостью. Ах, хорошие были минуты!

— Не всегда должно быть воздержной!

— Воздержной? Ты можешь сказать — добродетельной, сравнивая нас с дамами современного высшего круга. Мы не были так беспутны, как они, и оставались верны.

— Как же изменились положения обеих вас?

— Фабр стал вертеться около Мари́, приходил за покупками, возвращался снова, приятно болтал и был забавен; одним словом, они понравились друг другу; он нанял ей квартиру, но она не хотела расстаться со мною. В то время у меня был один богатый человек, обеспечивший мою будущность и не надоедавший мне; его заключили в тюрьму со времени появления эдикта относительно откупщиков, и я утешалась в своём вдовстве в обществе Мари́ в её игорном доме, где явился ты, новый Персей, чтобы похитить твою Андромеду. Но кто мог бы подумать, что наше брачное путешествие из улицы Мазарини, с берегов Сены перенесётся в Месопотамию? Велик Аллах! — как говорят здесь. Но к чему поднимать эти воспоминания? Ты расспрашиваешь меня, и я болтаю без всякой выгоды для тебя и себя: для тебя — так как ты ничего не выиграешь от того, что я разоблачила мою жизнь, а для меня — потому что меня берёт тоска, когда я подумаю, что, может быть, никогда более не увижу моей бедной Мари́, такой доброй, преданной и весёлой.

С её длинных ресниц падали каплями слёзы. Альвейр выпил их в поцелуе прощения, которым предавал всё забвению.

Они приближались к деревне Моцхер, недалеко от Арабкира. Они направлялись вдоль густого леса, по опушке которого протекал Евфрат. По другой стороне стеной поднимались горы с обрывистыми склонами. Проход был неровный, тёмный, каменистый и производил потрясающее впечатление. Флориза приблизила свою лошадь к Альвейру и сказала, дрожа:

— Прикажи соединиться вместе всем: эта страна ненадёжна.

Альвейр засмеялся.

— Сумасшедшая! Не такие места нам приходилось проезжать! Ты должна бы увлекаться ею. Уже если на что нам жаловаться, так скорее на недостаток приключений в пути. Я переменил сегодня утром фитиль в моём пистолете, не зажигая его с самого порта Ватю! Признайся, что миролюбивее этого нельзя быть. Это прогулка в Сен-Клу.