Борьба за трон. Посланница короля-солнца

Когда Флориза прервала свои шумные стоны и жалобы, Альвейр попытался её успокоить. Он казался хладнокровным, и его отважная уверенность удивила и успокоила его сотоварку по заключению.

— Предположи худшее, — сказал он. — Нас не надо слишком поражать. Они нас не убьют. Это не в выгодах и не в обычаях такого рода людей. Они потребуют выкуп и бросят нас в горах, чтобы мы не могли найти следов. Дело только в цене. Г-н Реньяр, драматический автор, также был захвачен и отвезён в Алжир, однако возвратился обратно, и, когда мы уезжали, он преспокойно давал в Французской Комедии свои «Влюблённые безумия».

— Но Алжир! Дорогой мой! Алжир — это Париж! — возразила Флориза. — Подумай только, где мы! У дикарей, может быть, даже у людоедов! Они страшные! У них ужасные казни!

Её крики удвоились.

— О, об этом не беспокойся. Уверяю тебя, что дело в выкупе. А тогда? Где же тут столь громадное несчастье? Фабр и Мари́, не видя нас, отправятся к персидскому шаху одни. Подарки? Ему пообещают другие и пришлют новые. В жизни всё устраивается.

— Увы! Мари́ так рассчитывала на обаятельную силу подарков! Что это за посланник без подарков? Уже в Париже это не важная птица, посуди, что же на востоке! Увы, всё потеряно — и мы сами, и предприятие Фабра, и надежды Мари́ на славу, и влияние Франции! Неисчислимые последствия, благодаря посягательству воров! Я хотела бы умереть!

— Не делай этого, а лучше рассуди. Наше присутствие не необходимо в Испагани, клянусь тебе в этом, и нашей жизни не угрожает опасность. Чего же ты более хочешь? Ты видишь, что всё к лучшему!

При этих словах Флориза разразилась нервным и болезненным хохотом. И было с чего. Это «всё к лучшему», произнесённое в беседе двух заключённых, остановленных в пути, ограбленных, закованных в прекрасно оберегаемом глубоком погребе, без надежды на выход оттуда, может быть, ранее нескольких лет, было такой неожиданной противоположностью их положению, что становилось забавным, даже несмотря на весь ужас.

Между тем курды продолжали складывать вещи, обмениваясь мыслями:

— Начальник ещё не вернулся?

— Нет, но он не замешкается.

— Он был в Малатии?

— Да, по обыкновению, переодетый европейцем, чтобы продать драгоценности из нашей последней добычи.

— Он будет доволен нашей работой.

— А девушка красивая!

— Да пошлют мне её боги! Я предпочитаю иметь возле себя эту европеянку, чем скорпиона.

По их взглядам Флориза поняла смысл разговора и была до отчаяния испугана.

Ночь прошла без приключений. Пленные не могли сомкнуть глаз и обменивались печальными разговорами. Под утро, то есть в ту минуту, когда они в этом плохо освещённом мраке могли догадаться, что вне его белый день, Альвейер и Флориза немного поели пищи, поставленной накануне возле них в глиняной чашке. Флориза глубоко вздыхала. Тогда один из курдов, выпивший вина более, чем надо, приблизился к ней и хотел обратиться к ней с ласками. Ему помешали другие курды, которые хотели, чтобы это было решено жребием. Флориза находилась в страхе: тюремщики дрались, и борьба могла сделаться дикой и кровопролитной, как вдруг коридорный часовой закричал:

— Капитан!

Последний вошёл и стегнул кнутом своих недисциплинированных солдат, убежавших с воем, как собаки. Альвейр и Флориза не могли его хорошо рассмотреть в полусвете. На нём была не мусульманская одежда, а коричневый кафтан западных купцов.

— Посмотрим добычу! — сказал он. — Пленники там?

Он подвинулся к освещённому месту, чтобы рассмотреть пленницу; вдруг, раздались два восклицания:

— Флориза!

— Папрель!

Оба, казалось, так были поражены, как если бы к их ногам упала молния.

— Вы — здесь?

— А вы?

Это казалось невообразимым. Флориза имела в Париже покровителя, денежного человека по имени Миотта, у которого был школьный товарищ, называвшийся Папрель. Эти личности были очень известны в истории французских национальных финансов. Папрель участвовал во всех ужинах и прогулках, устраиваемых Миоттом для Флоризы. Со времени эдикта Кольбера, заставившего откупщиков возвратить награбленное ими, оба сообщника были задержаны и посажены в тюрьму. Их заключили в одну и ту же тюрьму, и они добились разрешения играть между собою в карты. Но они плутовали, спорили, и их разъединили. Папрель был догадливее; он сумел приголубить тюремщика, указал ему возможность сильно увеличить свой кошелёк и благодаря этому мог убежать, обещая поместить на проценты сбережения, которые ему доверил простак. Прежде чем объяснить своё присутствие в Арабкирской пещере, он извинился и приказал снять цепи с пленных. Флориза представила друг другу обоих мужчин с тем изяществом, какое она применяла в своей парижской гостиной во время приёма.

— Г-н Папрель, один из друзей моего бедного друга Миотта. Кавалер Альвейр, мой любезный товарищ по путешествию.

Папрель поклонился.

— Кавалер! Вы мне оказали большую честь вашим посещением.

— Для меня это большая честь, г-н Папрель.

— Называйте меня коротко — капитан, запросто — капитан Папрелик: это моё прозвище.