Борьба за трон. Посланница короля-солнца

После нескольких дней отдыха Альвейр справился о дороге, стране и проходах; он знал, что Фабру необходимо надо проехать через Араратское ущелье, и столько же вследствие предчувствия, как и из товарищеской заботливости ему показалось не бесполезным отправиться к нему навстречу. Флориза заставила его разделить с собою свои опасения относительно судьбы маленького каравана, стеснённого присутствием двух женщин и ребёнка. Альвейр оставил свою подругу в караван-сарае и, собрав хороший отряд телохранителей, поднялся по Араксу с целью присоединиться к прибывшим, если они были там. Это было кстати. Он услышал ружейные выстрелы и велел отряду пуститься во весь опор. Они приехали как раз вовремя, чтобы изувечить Сюфера в минуту, благоприятную для освобождения Мари́ и для того, чтобы заставить бежать Мишеля с остатком его солдат.

Последовали объятия; верёвки были развязаны, и они снова образовали защиту в ожидании атаки. Пользуясь замешательством, произведённым в лагере неожиданной помощью, Сюферу удалось проскользнуть позади одной скалы. Так как один из его товарищей, спасаясь, проезжал мимо него, то Сюфер обратил на себя его внимание; тот на всём скаку наклонился, схватил его за пояс и поднял на седло.

Победители остались господами поля сражения. Каждый восторгался этой чудесной случайностью, которая их освободила от верной смерти. Всадники Альвейра подняли весь караван на ноги. Перевязывая раненых и расшнуровывая лежавшую в обмороке Лизон, доктор Робэн посвистывал с довольным видом.

XI

Кассар-Абад — прелестное место для сбора охотников в двух милях от Эривани. Когда устраивались облавы, то хан, губернатор провинции, полдничал там. В густой чаще леса, усеянной пучками роз, пряталась беседка, украшенная облицовкой из жёлтого и синего фаянса. Воздух там был насыщен благоуханием, и глаз, как бы под влиянием ласки, успокаивался на нежной мураве. Стены беседки омывались в широкой площади воды, заключённой в водоёме из фиолетового мрамора и отражавшей белый купол беседки. Ступени спускались до самого уровня озера, к лёгкой разноцветной лодке. Большие деревья граничили горизонт и распространяли освежающую тень на квадратную площадку с цветущими анемонами, ранункулами, жонкилями и жасминами. Вдали солнце воспламеняло ледники и серебрило волнообразные линии снегов на горных гребнях, окружающих Баязет.

По большой дороге мчался во весь опор всадник с красивой чёрной бородой и остановился пред хижиной сторожа — землянкой, где он жил с женой и ребёнком.

Сторож Хамед издали узнал Хани, одного из гонцов эриванского хана, который явился по обыкновению предупредить его о предстоящей охоте, чтобы он мог позаботиться о приготовлениях к ней. Как только тот приблизился, он поздоровался с ним, говоря:

— Приветствую тебя, Хани! Ты приехал заказать охоту?

— Да, добряк Хамед, эчиагасси, церемониймейстер хана, послал предупредить тебя, чтобы ты всё приготовил к будущему новолунию, и он приказывает тебе приложить все старания, чтобы доставить достаточно дичи и полдника.

— Разве обыкновенно бывает недостаточно?

— По-видимому, достаточно, а только на этот раз будет большая свита.

— Так, значит, сам принц лично появится в наших краях? — спросил он, весь дрожа, и широко раскрыв глаза.

— Нет, старый ястреб, охота предложена чрезвычайному посланнику великого западного короля; он прибыл на днях с многочисленной свитой, в сопровождении дочери самого французского короля.

Тогда он рассказал о прибытии в Персию, в Эривань, миссии Фабра, который после стычки в Араратском проходе мог мирно продолжать путь. Посланный Людовика XIV был дружелюбно принят губернатором. Его письма из Франции и Константинополя вдвойне обеспечивали ему дружбу и уважение, тем более что Мари́ Пёти́, отказавшись от мужского переодевания, представилась как посланная от дочерей короля с подарками султану. Распространившийся и неверно перетолкованный в городе слух вскоре превратил её в дочь короля. Старый хан тотчас же в неё влюбился, и власть Мари́ над этим восточным чиновником сделала для дела более, чем многие дипломатические переговоры: часто любовь мстит политике, порабощая её своему капризу.

Несколько дней спустя в честь Жана и Мари́ была устроена большая охота.

Утром слуга атамадулета подвёл к двери Жана рыжую лошадь и красавца иноходца в богатой красной кожаной сбруе, вышитой золотом. Это был подарок хана своим гостям.