Борьба за трон. Посланница короля-солнца

Мари́ и Жак объявили, что их очень занимает эта охота, совершенно для них новая.

— Вы увидите лучше этого, — сказал хан.

И он приказал привести тигров.

Для охоты там приручали леопардов, тигров и пантерящер. Охотник держал их с завязанными глазами в железной клетке, позади себя, на спине слона. Как только показывалось животное, с них снимали повязку, открывали клетку и выпускали.

— Когда тигр-охотник упустил свою жертву, — рассказывал драгоман, — то он возвращался совсем пристыженный; тогда его ласкали, прощали, и он казался довольным.

Мари́ восторгалась ловкостью этих хищников, которые работали для человека и предоставляли все средства своей природной жестокости к его услугам.

— Да на вашей охоте не охотятся, — сказала она хану, — на ней смотрят. Вы ничего не делаете сами для себя в вашей стране? Вы не танцуете, а только смотрите, как танцуют женщины; вы не охотитесь, а смотрите, как охотятся для вас животные.

Сетования красавицы Мари́ были приказом для старого губернатора. Он сделал знак привести верблюдов для выслеживания коз.

Слуги привели двух обученных верблюдов — одного для посланника, другого для посланницы. По указанию хана они последовали верхом на своих лошадях каждый за предназначенным верблюдом, скрываясь за его боками. Верблюд рысцою пустился по лесу, и когда проходила дикая коза, он её догонял. Не видя охотника, она доверчиво останавливалась. Мари́ выстрелила, и коза была ранена. Охотница восторгалась умом своего неуклюжего проводника. Учёный верблюд выслеживал дичь, пряча своего охотника до тех пор, пока второй выстрел не клал на месте несчастное блеющее животное, жертву своего доверия и чужой хитрости, так как по большей части оно не допускало к себе подходить.

Вскоре Карпульский лес в Канахире представлял обширное поле сечи. Там было безумное порхание очарованных пташек среди пагубного для них кружения кобчиков и кречетов; перья разлетались и зацеплялись за ветки, капли крови падали и катились по листьям, а крики муки смешивались с увещеваниями слуг, призывом загонщиков дичи, с звуками литавр и цимбал, производя оглушительный гам среди взмахов крыльев, испуганного порханья, быстрых спусканий стрел и выстрелов из длинных ружей наборной работы с перламутровыми прокладками.

Случайно во время преследования Мари́ и Жак остались одни. Они заблудились в густой роще, наполненной благоуханием марены и листьев лавзонии. Жак скакал возле тётки, когда они заметили, что они совершенно одни. Вдали слышались выстрелы и звуки цимбалов. Мари́ остановилась.

— Ну, что же это, мы потеряли охотников?

— Я об этом не сожалею, — сказал Жак.

— Да, но надо к ним присоединиться, и сейчас же.

— Мы совсем близко от загонщиков, и через некоторое время мы их снова найдём. Видите, место сборища охоты на этом косогоре, напротив. Не хотите ли минутку подышать и отдохнуть? От наших лошадей пар валит.

— Я не прочь, но только минуту, — ответила Мари́.

Жак помог ей сойти с лошади, и так как она чувствовала, что он слишком сжал её талию, то выскользнула от него и с равнодушным видом побежала собирать розоватые ягоды душистой кассии.

— Какая счастливая судьба, дорогая тётя, что я остался с вами наедине!

— Чем же она счастливая? Вы ошибаетесь, если думаете, что от этого подвинулись вперёд, лучше сорвите-ка мне этот анемон и дайте горсть душистой травы нашим лошадям. Будьте же полезны.

— Присядем на секунду на этот мягкий цветочный ковёр.

— Ни-ни, красивый молодой человек, — ответила Мари́ и села на пень опрокинутого дерева.

Жак тотчас же поместился у её ног.

На мгновение последовало молчание.

— Какая прелестная местность, — сказала Мари́, — и какое упоительное утро! Не смотрите на меня, Жак, такими млеющими глазами, и поговорим по-хорошему.

— Хорошо вам говорить! — ответил Жак.

— Тогда отправимтесь, племянник!

Но Жак взял руку Мари́. Последняя у него медленно её отняла и быстро вскочила на седло; они поехали.

— Жак, вы превосходный друг, — сказала Мари́ с упрёком, — и вы меня очень огорчаете. Зачем вы поступаете со мной так, чтобы заставить меня почувствовать, что моё положение даёт право на ваши надежды? Вы жестоки!

— Я? Когда я готов отдать для вас жизнь! Разве вы для меня не самое дорогое существо на свете?

— Я вас также люблю, но по-другому, с доброй, искренней дружбой, как хотела бы видеть и с вашей стороны.

— Перестаньте быть такой милой! — ответил Жак.

— Вы насмехаетесь, — сказала Мари́.

— Зачем мне насмехаться? Вы хорошенькая, и вы это хорошо знаете, молоды и идеально смелы. Никогда не было женщины более желанной, чем вы.

— Бедный друг, я могу быть вам матерью!

— Вы говорите вздор. Я не хочу принять этого за правду. Это кокетство. Вы стараетесь для того, чтобы послушать, как я буду вам возражать и вас изобличать.

— Дерзкий!..

— Да, бабушка!

— Вы несносны!

— Это хорошо, прочитайте наставление!

— Но мне кажется, что я имею на это право?

— О! Не ловите меня на слове, — сказал Жак с печальным выражением, — вы знаете, какое почтительное уважение питаю я к подруге моего дяди.