Борьба за трон. Посланница короля-солнца

На другой день в час завтрака гости по обыкновению заняли свои места за её столом. Рабы разостлали на ковре полотнище красивой шёлковой материи в несколько аршин длины. Затем они поднесли всем гостям воду в кувшине из чеканной меди. Вместо хлеба и тарелок они поставили пред каждым гостем широкие и тонкие пироги, варёный рис, подали напиток из лимонного и чесночного сока, сыр с укропом, сохранявшийся в козьей коже, и выжимки из роз. Стольники подавали кушанья на больших серебряных и полированной стали блюдах.

Принесли гермек, и так как Мари́ отказалась от него, то сын насхера, который был также приглашён, позволил себе возразить:

— Хвала Богу! Милосердный Бог! Ваша свежая, как фиалка, красота презирает то, что есть самого лучшего. Может быть, вы не знаете, что это такое. Не опасаетесь ли вы, что это пуст, одурманивающий голову и который дают приговорённым пред казнью, чтобы они были менее чувствительны? Нет, совершенство нашей души, роза наших садов, возьмите, это дыня гермек, самое здоровое кушанье. Однажды два врача проезжали через одну деревню и увидели, как жители ели гермек. Один из врачей сказал другому: «Брат, уедем отсюда, нам здесь нечего делать; у этих людей имеется средство против всех болезней! у них есть гермек».

Корнулу, прислуживавший у стола, услышав эту речь, принялся нахально смеяться и выронил из рук груду серебряных блюд, которые с грохотом повалились. Мари́ вспылила:

— Можно подумать, что он нарочно это сделал. В эти два дня он просто невыносим. Я тебя выгоню, болван!

Корнулу подготовил случай, воспользовавшись которым хотел уйти с места. Узнав, что его выгнали и он свободен, Корнулу выпрямился во весь рост, сложил на груди руки и, с презрением взглянув на Мари́ Пёти, произнёс:

— Потаскушка!

Не успел он окончить слово, как Мари́, схватив апельсин, изо всей силы бросила в него; она размозжила щёку безрассудного, который тотчас же наклонился, взял нож и бросился на свою госпожу. Но Жак, Альвейр, Робэн и все персидские слуги, окружив, схватили его и связали. Вдруг поднялись крики: это была дюжина армян и французов во главе с Сюфером, которые вошли в зал, чтобы освободить Корнулу. Женщины с криками бросились бежать. Сумятица становилась всё беспорядочнее; лилась кровь, вопли перемешивались с проклятиями, летали всякого рода снаряды. Вмиг появился рысью эскадрон дворцовой стражи: предупреждённый хан послал его для покровительства Мари́. При виде охраны бунтовщикам удалось ускользнуть; успели удержать пятерых или шестерых, из которых много было раненых, и в числе их находились Сюфер и Корнулу. Их отправили под сильной стражей в тюрьму, в главную башню Абаса.

Мишель не без тайной радости узнал последствия своего заговора. Он распустил слух в окрестностях, что развратница велела заковать шестерых французов. Мятеж поддерживался; благодаря подстрекательству агентов Мишеля пятьдесят вооружённых мятежников направились к тюрьме.

Был полуденный час. Тюремный привратник стоял пред своим помещением, когда услышал надвигавшийся шум. Он хотел запереть на засов дверь, но не имел времени. Под своды ворвалась волна людей с дикими криками, ударяя прикладами ружей по стенам и плитам. Это была настоящая озлобленная орда, и среди шумного вихря смешивались вылинявшие цвета грязных тюрбанов и отвратительных одежд. Услышав эту суматоху, Сюфер и Корнулу принялись вопить в своих казематах, чтобы указать друзьям, в какую сторону направляться. Между тем вышел отряд стражников и принялся ударами сабель отгонять осаждающих, но солдат было недостаточное количество; они были окружены и оттеснены, а потому не могли удержать осаждающих, которые ломились в двери многих казематов. Освобождённые узники присоединялись к остальным мятежникам; вместо знамени они прикрепили к длинному шесту фуляр, и освобождённые узники торжественно отправились по направлению к дому французского ордена, пред которым протащили бомбарду, желая в знак своей радости дать из неё залп.