Борьба за трон. Посланница короля-солнца

Они прошли в увеселительные сады, усаженные толстыми чинарами и освежённые душистыми чащами всевозможных цветов. Персия — страна благовоний; раскрытые лепестки жасминов, тюльпанов, кровавых анемонов или ранункулов сверкали среди чащи листьев и гибких стеблей с перламутровым отблеском. Они прошли в этом дворце, занимавшем милю пространства, через золочёные беседки, роскошные залы, стены которых украшены белым мрамором с орнаментами из цветного хрусталя, а. сквозной потолок поддерживался деревянными раскрашенными и золочёными колоннами. Оконницы были украшены тонкими индийскими занавесами, ниспадавшими на несколько футов от земли, чтобы не закрывать вида.

В конце одной дорожки воздвигнуто красное кирпичное здание.

— Что там делается? — спросил Робэн.

— Это был рабочий дом шаха: мастерские, склады и библиотека, довольно скудная.

— Как, — сказал Робэн, входя в зал, — это библиотека? Но здесь книги отсутствуют.

Действительно, там не было ни полок и никакого признака библиофильства. Проводник улыбнулся и приподнял занавес: за ним обнаружилось углубление в стене, где было в беспорядке сложено большими кучами множество старых книжонок; их названия красовались на обрезах, и все они были очень запылены.

Робэн подумал:

— Мало же читают эти люди!

Лизон было не весело; она оживилась только, когда проходила через отдел предметов, вполне соответствовавших её хозяйственным инстинктам; это был склад сала, жира, трубок и бутылок. В богато убранных складах; освежаемых водоёмами, выбрасывавшими струи благовонных вод, главные управляющие занимались перечислением различных предметов. Углубления в стене и пол, покрытый ковром из золотых и шёлковых нитей, были переполнены флягами различных форм и цветов: здесь были длинные и узкие амфоры с едва вздутым закруглением, стройным горлышком, ручками, соединёнными со станом; там — золочёного хрусталя горшки, коренастые и короткие, как брюхатые дедушки, с руками, согнутыми дугою на животе, и шеей, прятавшейся в плечах; затем — лёгкие кувшины, похожие на девиц прошедшего века, с их тонкими, гибкими талиями, выделявшими округлённость фижм, тогда как их тонкие ручки расходились, как тощие руки молодой девушки, разучивающей менуэт. Все эти фляги были разукрашены, разрисованы, гранены, и солнце заставляло блестеть их грань. Одни были пусты, другие — хранили запас придворного вина.

— Это хорошие вина? — небрежно спросил Робэн, проведя языком по углу своих толстых губ.

По мере того, как проводник называл их, врача глаза сверкали, и он сжимал руку Лизон, как бы находясь под влиянием их совместного общего желания. В кувшинах дремали золотое караминийское, рубиновое ширазское или грузинское вина; одни были закупорены только несколькими лепестками роз, другие — квадратом из красной тафты, с которой свешивалась прикреплённая на шёлковом шнурке восковая печать управляющего складами. Под стеклянным шаром стоял в богатой золотой оправе рог носорога, на золотой ножке: это был кубок шаха, который обыкновенно пил из рога носорога по причине отвращения этого вещества к яду. На потолке и стенах были начертаны изречения.

Робэн успокаивал своё желание тем, что заставлял объяснять их себе. Он записал одно из них в своей памятной книжке: «Удовольствие, полученное от вина, проходит? а головная боль остаётся». В саду они встретились с Мари́ и Флоризой, сопровождаемыми в гарем почётным караулом. Они позвали с собою Лизол, с восторгом согласившуюся сопровождать их.

— Вы нам расскажете всё! — говорил толстый Робэн.

По возвращении оттуда три женщины ничего не могли сообщить особенного, как только прибавить некоторые новые подробности к описаниям гарема, уже столько раз деланным: стены гарема очень высокие, дверь скрыта позади мраморной башни, сады обширны, прекрасные дворцы позолочены, как богатые клетки; они видели залы, отведённые для принцесс императорской крови, где шах осматривает предлагаемых ему новых женщин, озеро, низкий островок, весь в зелени, окружённый золотой решёткой, стаи водяных птиц и лодки, убранные алой тканью. Иностранки посетили уборные и залы отдохновения, где на матрасах, сделанных из листовой ваты, лежали беззаботные красавицы, разодетые в прозрачный газ, улыбаясь лазоревой листве, нарисованной на стенах. Главный зал был великолепен своими мозаиками, внутренними галереями, украшенными наборной работой из душистого дерева, укромными уголками, в которых ковёр представлял обширное ложе с широким одеялом из куницы, зеркалами в стенах и на потолке, решётками из яшмы, деревянными столбами, покрытыми позолотой, хрустальными оконницами в серебряных рамах, гранёными зеркалами в черепаховых рамах, душистыми маленькими водопадами и соответствующими надписями. На одной вазе можно было прочитать: «Тюльпан — моя эмблема; моё лицо горит, а сердце обуглилось».

Над дверью находилась другая надпись: «Если ты меня спрашиваешь, какое зло причиняешь ты муравью, наступая на него, я отвечу, спросив тебя: какое зло сделает тебе слон, пройдя по тебе?»