Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2008

Милосердный Боже, сделай так, чтобы я не встала с этого погребального ложа, и осыпь Твоими щедротами брата, который не разделял моей преступной страсти.

Последние слова повести:

Говорят, что Ренэ, убежденный двумя старцами, вернулся к своей жене, но не нашел счастья с нею… вскоре после этого он погиб во время стычки французов с натчезами в Луизиане.

Интересно, на чьей стороне был Ренэ в этой стычке: французов или приютивших его натчезов? Вообще же концовки пушкинских «Выстрела» и «Дубровского» напоминают эту. Мы можем ее вывернуть: по другим сведениям Ренэ оказался в России.

Чем же он взял русских писателей и почему прижился, хотя бы на время, в России? Ничего органического как будто и нет в этом заимствовании: таков один из механизмов литературной эволюции. Другой вопрос, чем взял Шатобриан французских читателей? Понятно чем: в «Ренэ» чувствуется неостывший след Революции, пламенного Жан-Жака, с его благородными дикарями и возвращением к природе. «Обманы Шатобриана и Руссо», как сказал Пушкин. Но есть еще более интересный вопрос. «Ренэ» — вещь явно автобиографическая: вспоминается не только путешествие Шатобриана в Америку, но и многие страницы «Замогильных записок», на которых подробно рассказывается о его подростковых мечтаниях: как он бродил в окрестностях родительского имения, лежал в лесу, воображая некую прекрасную даму, которую именовал Сильфидой. Известна также пылкая любовь его к сестре Люсиль. Но и это не главное; важна глубинная связь Шатобриана с Руссо, и на самой этой глубине коренится причина воздействия Шатобриана и его Ренэ на современников великой революции.

Понять эту связь помогает Жак Деррида в своей «Грамматологии». Он в частности анализирует там некую ретроспективную утопию, написанную Руссо под названием «Опыт о происхождении языков». В подробности мы входим не можем, но смысл таков. Первобытное райское состояние людей — это инцест, средством избавления от которого стала мастурбация. То есть культура, приходит к выводу Деррида, возникает на пути человечества от инцеста к онанизму. Ради такого откровения стоит продираться сквозь дебри его «Грамматологии».

Шатобриан, получается в этой схеме, интересен тем, что в «Ренэ» показал обратный путь — от онанизма к инцесту, то попятное движение назад к природе, которое и есть революция. Вот на этом самом последнем подвальном, подземном, могильном этаже он и затронул душевные струны современников.

Личная жизнь самого Шатобрианга отмечена необыкновенной любовью, которую он вызывал у женщин. Самая знаменитая его любовница — мадам Рекамье. Среди других была графиня де Кюстин — мать того путешественника, что однажды заехал в Россию.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/441462.html

* * *

[Русский европеец Николай Первый] - [Радио Свобода © 2013]

Николай Первый (годы царствования 1825 — 1855) — русский император, которому чрезвычайно не повезло в исторической памяти, он вспоминается и трактуется чуть ли не наряду с Иваном Грозным. Едва ли не наполовину это либеральная легенда, которую начали разрушать к началу XX века сами же либеральные историки. Один из них, Корнилов, прямо называет царствование Николая Первого одной из самых последовательных попыток осуществления идеи просвещенного абсолютизма; это уже звучит много мягче. Другой историк того же времени Михаил Полиевктов (его книга о Николае Первом вышла под самый занавес свободной науки в России — в 1918 году) поправляет Корнилова: система Николай Первого — не столько просвещенный абсолютизм, сколько полицейское государство. Но при дальнейшем уточнении оказывается, что это почти одно и то же. Ибо сущность полицейского государства, говорит Полиевктов, это «народное благо, понимаемое, прежде всего, как удовлетворение материальных потребностей, — как цель; последовательно проводимая правительственная опека — как средство».

Получается картина настолько знакомая, что уже и не отличить Николая Первого от, скажем, коммунизма, по крайней мере, в его проекте; разница та, что этот царь уж точно менее кровав, хотя Лев Толстой и пытался прицепить к нему такую кличку; она не удержалась, и понятно почему: сравнения со Сталиным и с тем же Иваном Грозным Николай Павлович явно не выдерживает.

Историки выделяют следующие черты просвещенного абсолютизма в его общеисторическом единстве с полицейским государством:

1. Надсословная и надклассовая власть монарха, превращение института монархии в надобщественную силу после того, как она покончила с феодальным строем.