Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2008

Водка именно метафизична. Она отнюдь не эмпирична, то есть не в границах опыта обретается, в каковых границах только и возможно, по Канту, сознание. То есть, конечно, общение с водкой — это опыт, но опыт безграничности, опровержение Канта почище воландовского. На Соловки Канта! Значит, это глубоко метафизическое переживание, достигаемое физическими средствами. И водка в России — это не баловство, как, в сущности, любое общение с наркотиками, — это необходимость. И не потому необходимость, что в России холодно, а потому что Россия безгранична. Водка адекватна России. Она позволяет в единовременном действии преодолеть страх этой русской безграничности — своего рода космический страх. С водкой не страшно. А с Россией, в России — страшно. Ее больше, чем надо, она превосходит натуральную величину — больше чем жизнь, как говорится по-английски (larger than life). Конечно, ежеминутного сознания этой громадности нет, но жуткое ощущение этого пространства — в русском коллективном бессознательном.

Вот отсюда пресловутое «умом Россию не понять». В сущности это не плюс, не позитив у Тютчева; а «можно только верить» — опять же не комплимент, не констатация априорного превосходства русского мировосприятия. Это и есть кантовское выхождение за границу опыта, в каковом выхождении ничего понять, то есть познать, нельзя. Вера дается не в порядке познания, а в порядке нравственного постулирования. Человеку требуется нравственный миропорядок, а его постулаты — Бог, свобода и бессмертие души. Русская вера совсем не эти постулаты предполагает и требует, — и это даже не вера, а надежда: авось все-таки и здесь можно жить и выжить. И надежда эта осуществляется не всегда, не всегда.

Но русский бог существует ведь — как образ опять же коллективного сознания? Да, существует — наряду с Барклаем и зимой. Это очень своеобразный Бог: страшный, но не величественный. У Пелевина в цитированном отрывке были слова о России: наиболее близкая к Эдему помойка. Мне кажется, что это реминисценция слов Рильке, произнесенных в период всеобщего увлечения Россией (порядочные люди ею увлекались до

1917-го года, а не после): Россия — страна, лежащая на границе с Богом. И Блока это напоминает, написавшего в знаменитой статье: плюнуть на могильную ограду — не такой уж и грех: плевок — он Божий, а ограда — не очень.

У алкоголиков, как известно, есть одна мечта — излечиться от алкоголизма. На этой мечте очень ловко играют различные ловцы и целители душ. Наиболее могучий образ такого целителя, архетип его — горьковский Лука из пьесы «На дне». Он внушил алкоголику Актеру, что есть такая больница, где его вылечат. Знаем мы эту больницу в последнем ее обличье — коммунизм. От алкоголизма есть только одно средство — водка паки и паки. Это и есть русский коан, почище дзен-буддистских с их хлопками одной ладонью. Да мы всю жизнь так прохлопали!

Так что настоящая русская проблема — не водка, а похмелье. Говорят, пребывание в буддистских монастырях хорошо помогает справиться с «отходняком». Это не обретение истины, а физическое очищение организма. Тут ничего нет позорного: напомнил же Ницше, что «катарсис» означает промывание желудка, а не какое-то там «очищение страданием».

Ту давнюю статью о совках Пелевин закончил так:

Большинство идеологических антагонистов совка никак не в силах понять, что мелкобуржуазность — особенно восторженная — не стала менее пошлой из-за краха марксизма.

Я не думаю, что галлюцинации можно сравнивать между собой — но только с жизнью в пределах опыта. Об этом в сущности и шла речь. Но что делать, если душу влечет к иным опытам, выходящим за рамки пространства и времени? Исполать! — как сказал бы в таком случае Солженицын. Россия и есть такой выход: во времени она не существует, только в вечности, а в пространстве, как известно, безгранична.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/437810.html

* * *

[Русский европеец Владимир Ленин] - [Радио Свобода © 2013]